Черная книга

Рэнкин Иэн

— Давайте начнем с того, что вы там вообще делали?

— Встречался с приятелем. Пропустили по стаканчику.

— Довольно сомнительное место для встречи.

— Правда? Вы должны помнить, инспектор, что я ведь ничего не вижу. Ничем таким особо сомнительным там не пахло.

— Принято.

— Меня привели туда ностальгические воспоминания. Для меня «Сентрал» оставался все тем же старым отелем, куда я хаживал на танцы, где любил пообедать. Мне тот вечер с приятелем понравился.

— Это вы предложили встретиться в «Сентрале»?

— Нет, предложил приятель.

— И зовут вашего приятеля…

Вандерхайд задумался:

— Думаю,

не стоит делать из этого тайны. Это был Ангус Гибсон.

Ребус принялся перебирать в памяти имена:

— Вы ведь не хотите сказать, что ваш приятель — Черный Ангус?

Вандерхайд рассмеялся, обнажив мелкие потемневшие зубы:

— Не советую вам так называть его теперь в глаза.

Да, Ангус Гибсон встал на путь исправления. По крайней мере, так о нем говорили. А кроме того, как предполагал Ребус, он еще оставался одним из самых перспективных молодых людей Шотландии, если молодым можно назвать человека, которому перевалило за тридцать. Черный Ангус был единственным наследником пивоварни Гибсона и всего, что к ней прилагалось.

— Ангус Гибсон, — сказал Ребус.

— Он самый.

— Но ведь это дело пятилетней давности, тогда он еще был…

— Горячим парнем? — Вандерхайд приглушенно хмыкнул. — Да, он вполне заслуживал свое прозвище — Черный Ангус [16] . Газетчики были правы, когда так его окрестили.

Ребус задумался:

— Я не видел в деле его имени. Ваше есть, а его — нет.

— Папаша наверняка позаботился, чтобы имя сыночка не попало ни в какие ваши досье, инспектор. Это дало бы прессе слишком много пищи для размышлений.

16

То есть Черный Бык. Ангус, или абердин-ангус, — элитная шотландская порода крупного рогатого скота; название получила по исторической области Шотландии.

Да уж, черт возьми. Черный Ангус был в то время горячим, что верно, то верно. Интерес к нему проявляли даже лондонские газеты. Он, чуть что, приходил в бешенство, словно культивируя свою склонность к эксцессам, а потом вдруг все разом прекратилось. Он исправился и стал весьма респектабельным, занялся пивоваренным бизнесом, участвовал в известных благотворительных фондах.

— Леопард поменял пятна, инспектор. Я знаю, вы, полицейские, смотрите на такие превращения скептически. Каждый нарушитель правопорядка является потенциальным рецидивистом. Вы, вероятно, на своей работе все становитесь циниками, но в случае Ангуса — леопард действительно поменял пятна.

— И вы знаете почему?

Вандерхайд пожал плечами:

— Может быть, из-за нашего разговора.

— Тем вечером в отеле «Сентрал»?

— Его отец просил меня поговорить с ним.

— То есть вы знакомы с этим семейством?

— Знаком, и очень давно. Ангус относился ко мне как к родному дяде. И знаете, когда мне стало известно, что «Сентрал» сгорел дотла, я увидел в этом перст Божий. Может, и Ангус пришел к такому же выводу. Я, конечно, знал, какая у отеля сложилась репутация. Она была хуже, чем просто сомнительная. И когда той ночью отель сгорел, то я подумал, что ж, феникс Ангус восстанет из пепла очистившимся. Так оно и случилось. — Он помолчал. — Но вот приходите вы, инспектор, и ворошите давно забытое прошлое.

— Там был труп.

— Да,

неопознанный.

— Убитого мужчины.

— И вы почему-то решили заново открыть это дело? Интересно.

— Я хотел знать, что вы помните о том вечере. С кем встречались, все, что может показаться подозрительным.

Вандерхайд наклонил голову набок:

— Тем вечером в отеле было много народу, инспектор. У вас есть список. Но из всех них вы выбрали меня, слепого?

— Именно. Слепого, но с фотографической памятью.

Вандерхайд рассмеялся:

— Да, я определенно могу производить… впечатление. — Он задумался на минуту. — Хорошо, инспектор. Для вас, так и быть, постараюсь. Только прошу об одном.

— О чем?

— Я слишком давно не выходил. Выведите меня.

— В какое-нибудь конкретное место?

Вандерхайд удивился, что Ребус еще спрашивает:

— В отель «Сентрал», конечно, инспектор!

— Ну, вот здесь он и стоял, — сказал Ребус. — Вы сейчас лицом к нему.

Ребус чувствовал на себе взгляды прохожих. На Принсес-стрит, как и всегда в обеденный перерыв, было оживленно: офисные работники старались использовать ограниченное время перерыва на полную катушку. Некоторые раздраженно поглядывали на странную парочку, которая осмелилась встать посреди тротуара, — теперь обходи их! Но большинство видели, что это слепой старик и, похоже, его поводырь, а потому находили в своих душах милосердие, чтобы не сетовать.

— И что здесь теперь, инспектор?

— Гамбургерная.

Вандерхайд кивнул:

— Мне показалось, что я чувствую запах мяса. Разумеется, франшиза какой-нибудь американской корпорации. Принсес-стрит видела дни и получше. Вы знали, что, когда создавался «Шотландский щит и меч», организаторы встречались в бальном зале «Сентрала». Десятки и десятки людей, и все горели желанием вернуть Дал-Риаде [17] былую славу.

Ребус промолчал.

— Вы не помните «Шотландский щит и меч»?

17

Дал-Риада — раннесредневековое гэльское королевство на западном побережье Шотландии и севере Ирландии.

— Вероятно, это было до меня.

— Да, действительно, вы правы. Это было в пятидесятые годы. Ответвление Национальной партии. На двух-трех заседаниях я сам присутствовал. Там звучали яростные призывы взять в руки оружие, а после все пили чай с булочками. Надолго их не хватило. Один год президентствовал Бродерик Гибсон.

— Отец Ангуса?

— Да. — Вандерхайд погрузился в воспоминания. — Тут неподалеку был паб, знаменитый своими политическими дискуссиями и поэтами. Некоторые из нас после совещаний ходили туда.

— Мне послышалось или нет, что вы сказали, будто были там всего пару раз?

— Возможно, немного больше.

Ребус ухмыльнулся. Если копнуть глубже, то, вероятно, выяснится, что некий мистер Вандерхайд некоторое время был президентом «Щита и меча».

— Отличный был паб, — вспоминал Вандерхайд.

— В свое время, — добавил Ребус.

Вандерхайд вздохнул:

— Эдинбург, инспектор. Не успеешь оглянуться, как меняют название паба или профиль магазина. — Он ткнул куда-то себе за спину тростью. — Но это никто изменить не может. Это тоже Эдинбург.