Черная корона
Шрифт:
— Что так? — Он тут же отпрянул, моментально раздражаясь.
Подумаешь, фифа какая! Не понравился, что ли? Не вышел кошельком или местом проживания? И не достоин лицезреть великолепно выточенное личико с такого вот близкого расстояния? Брезгуют, стало быть, им. Ну что же, ну что же… Он не гордый, он может и отодвинуться. И вообще ему пора давно было уходить, чего топчется, спрашивается! Девочка понравилась? Три ха-ха! Видел он таких, и не с такого расстояния, да…
— Я нуждаюсь в денежном пособии, я не отрицаю. И считаю, что за пять лет совместной жизни могу на
На колу висит мочало, начинаем все сначала!
Калинкин подавил судорожный вздох. С этой Черешневой точно можно свихнуться. Может, ее супруг не так уж и не прав, акцентируясь на том, что его жена не вполне здорова? Ладно, у психиатров пусть будет своя версия. Он остановится на своей. А супруг ее пускай сам решает, что с ней делать после выздоровления.
Хочет, пускай домой везет. Хочет, в психушку определяет. А хочет, пускай возбуждает уголовное дело за клевету. Его право!
А он уходит теперь. Сыт по горло больничным запахом и противным враньем, прячущимся за ее невинным и как будто бы измученным взглядом.
С Игорем Андреевичем Черешневым Калинкин столкнулся на улице прямо у входа в отделение.
Высокий, холеный, очень красивый и до безобразия обеспеченный, сам того не желая, снова с ходу оценил его Дмитрий Иванович Калинкин, протягивая для приветствия правую руку.
Неприятно было осознавать, но что-то похожее на зависть ворохнулось у него где-то в левом подреберье. И подумалось попутно, что ему-то вот, Калинкину, каким бы умным, расторопным и сообразительным он ни был, никогда не ездить на таких машинах, не носить на левом запястье таких дорогих часов и не любить таких шикарных женщин, как жена его, к примеру. Не то чтобы ему этого очень уж хотелось и было смыслом его жизни, но…
Не отказался бы! Не смог бы отказаться от такой женщины, это уж точно.
— Как она? — Игорь Андреевич старательно уводил от Калинкина взгляд, без особой нужды то и дело посматривая на часы.
— Все так же, — уклонился от прямого ответа Дмитрий Иванович.
— Н-да… Кто бы мог подумать, такая молодая, с виду здоровая…
Тут Игорь Андреевич совсем уж некстати сжал свои глаза щепотью и судорожно вздохнул.
Калинкину это совсем не понравилось.
Во-первых, расстроенным Черешнев абсолютно не выглядел. И глаза его были сухими, чего, спрашивается, комедию ломать.
Во-вторых…
Во-вторых, к версии о сумасшествии его супруги Калинкин склонялся все меньше и меньше.
В деньгах все дело! В них, проклятых! Отсюда и вся свистопляска.
А в-третьих, по его представлениям, мужчина такого представительского класса не должен был сопливиться на глазах у изумленной публики. Он не имел на это права, думал Калинкин, с сомнением и более чем пристально вглядывался в расстройство Черешнева Игоря Андреевича.
— Хорошая у вас машина, — вроде как с завистливым уважением проговорил Калинкин, кивая на джип Черешнева, проигнорировавшего стоянку и приткнувшегося прямо к ступеням.
— Да, неплохая, —
А кого жалко-то было в этом случае: жену или машину?!
Ох, ну просто язык зачесался для такого вопроса. В частном порядке задал бы его непременно. А при исполнении нельзя, при исполнении подобное любопытство может быть наказуемо.
— Игорь Андреевич, мне нужно задать вам несколько вопросов, — для чего-то сказал Калинкин, хотя еще пять минут назад не собирался приставать с расспросами к Черешневу. — Только вот не знаю где… Может, в машине посидим, вдали от лишних ушей?
— Не вопрос. — Горделиво приосанившись, Черешнев с вальяжным достоинством перебросил брелок сигнализации меж пальцев, открыл машину и с улыбкой пригласил: — Прошу!
— Нет-нет, я лучше на заднем сиденье посижу. Вы не против?
Он, наверное, глупо выглядел теперь, и взгляд Черешнева на это намекал недвусмысленно, но Калинкину вдруг приспичило влезть именно на заднее сиденье, и осмотреть там все досконально, и в очередной раз убедиться в том, что Черешнева Владимира врет самым беззастенчивым образом. И…
Черт побери все на свете! А ведь были царапины на самом деле! И пятно темное на подголовнике водителя, и крохотное пятнышко на самом сиденье с оплавленными краями наверняка от сигареты. Оказалось ведь все именно так, как она и говорила!
Что же получается, что она не врала ему в этом? И если не врала в этом, то…
— Вам следует определиться, Игорь Андреевич, — нарушил неприличную паузу Калинкин, пару раз нарвавшись на откровенно недовольный взгляд Черешнева, — как вы поступите с вашей супругой.
— То есть… То есть как я должен, по-вашему, поступить?!
Печаль в его восклицании была ну до такой степени фальшивой, что Калинкин еле сдержался, чтобы не сплюнуть себе под ноги.
— Либо вы пишете заявление на вашу супругу, либо… либо забираете домой после выздоровления.
— Какого выздоровления? — вкрадчивым, как июльский полуденный ветерок, голосом поинтересовался Черешнев, снова уставившись на циферблат дорогих часов. — Вы думаете, что эта больница способна излечить ее заболевание?!
— Вполне здесь справятся с ее ушибами и вывихами! — с излишней беспечностью воскликнул Калинкин.
— Я не об этом заболевании! — вдруг разгневался Черешнев, убирая свою физиономию из прорехи между двумя передними сиденьями. — Я о ее душевном состоянии!
— По-моему, с ней все в порядке. Имелась цель оговора, клеветы, даже я бы сказал. Во всем остальном Владимира Черешнева вполне адекватна.
— Оговора! Клеветы! Много вы понимаете!!! — Игорь Андреевич вдруг с силой опустил здоровенный кулак себе на колено и сморщился, пробормотав: — Черт!.. Она в последнее время вела себя как последняя идиотка! То устраивала сцены ревности, приплетая сюда нашу кухарку. То находила вдруг в своей тумбочке ее нижнее белье, и снова следовала сцена ревности! То теперь эти выдумки! Как это понимать прикажете?!