Черная кошка

Говорухин Станислав Сергеевич

Короче, к концу года закон был принят. 1997 год можно считать годом возрождения российской киноиндустрии. Кино стало расти, как на дрожжах. Потом включились в финансирование кинопроектов телевизионные каналы… И пошло-поехало… Сейчас российская киноиндустрия, пожалуй, самая мощная в Европе.

Теперь, когда меня спрашивают: «Не жалеете, что столько лет потеряли в Думе?.. Столько фильмов могли бы снять…» Я с чистым сердцем отвечаю: «Если бы меня не было в Думе, может быть, и кино бы не было…»

Шутка, конечно. Но как говорится: «в каждой шутке есть доля шутки». В 1998

году я и сам решил снять картину. О чем и про что снимать? Я понимал: помимо художественности фильм должен быть очень гражданственным. Гражданская позиция художника — для меня это и сейчас самое главное в оценке художественного произведения. А тогда… Кровоточили раны, нанесенные моей родине.

Больше всего мне было жалко стариков. Испытали такие муки, выиграли страшную войну, всю послевоенную жизнь горбили спину на государство — ради будущего. И вот это будущее наступило. Каким ужасным оказался его лик. Стариков ограбили, унизили, растоптали, заставили бродить по помойкам и проклинать новых оккупантов.

Как защитить старшее поколение, к которому я, нормальный здоровый человек, ничего, кроме безграничного уважения, испытывать не могу. Какого придумать героя?

Тут мне попалась маленькая повесть Виктора Пронина. И там — старик… Настоящий мужчина — как я это понимаю. То есть человек, способный отстоять собственное достоинство, защитить себя, женщину, ребенка, Родину, наконец.

«Мой герой», подумал я. «Пусть он собственным поступком и защитит честь своего поколения». Кто его будет играть? Конечно, Михаил Ульянов! — ни о каком другом артисте я и подумать не мог. Мы немедленно взялись за сценарий. Мы — это Саша Бородянский, великолепный драматург, Юра Поляков, лучший, на мой взгляд, современный писатель, и я. Сценарий доделывался, осовременивался и на съемочной площадке. В этом процессе участвовала вся группа, все актеры. Перед съемками я собрал группу и произнес речь:

— По моим наблюдениям, все режиссеры после шестидесяти начинают страдать маразмом (мне как раз стукнуло 62)… Поэтому прошу: никаких воплей: «Ах, как это хорошо! Ах, вы гений!» Принимаются только критика и подсказки.

Кино — творчество коллективное. Только когда каждый внес свой вклад, каждый занимался творчеством, а не формальным исполнением обязанностей — получается нечто ценное. У кинорежиссера собственно две задачи: подготовить хороший драматургический материал и окружить себя талантливыми людьми. А режиссура — это умение использовать талант и способности окружающих тебя людей.

Я обычно про себя говорю так:

— Нет, я не бездельничаю, мне просто нечего делать. Есть хороший сценарий, актер знает свою роль, талантливый художник подготовил великолепную декорацию, талантливый оператор искусно выставил кадр, второй режиссер скомандовал: «Мотор»… Что же остается делать мне? Насвистывать музыку композитору?

«Ворошиловского стрелка» нам удалось снять во время парламентских каникул. Без отрыва от депутатской деятельности — ее я считал тогда главным своим делом. Был 98 год — год дефолта. Калуга, жаркое лето. Весь

мир обсуждает смерть принцессы Дианы. Снимаем одну из сцен фильма, я говорю, обращаясь к группе, к актерам:

— Ребята, что-то мне не нравится эта реплика. Ну-ка, напрягитесь!.. Придумаем что-нибудь другое, более убедительное и остроумное…

Среди присутствующих «ментов», следивших, чтобы все было правильно, похоже на жизнь, был один следователь.

— А вот так можно сказать? — обращается он ко мне.

— Это настоящие живые слова… Из нашей практики…

— Отлично! — отвечаю я. — Сережа, запомни фразу…

Капитан (Сергей Гармаш) ставит ногу между колен насильника (А. Макаров), носком ботинка нажимает ему на пах, и шипит в лицо:

— Ты у меня, сука, не только в этом признаешься, ты убийство принцессы Дианы на себя возьмешь…

Аплодисменты. И на съемочной площадке, и потом — в кинозале.

Обычно я хорошо себя чувствую за монтажным столом, или в процессе написания литературного сценария… Сами же съемки — это потери. То не так, это не так, тут не получилось, там подвела погода… Или ошибся в актере, или еще чего-нибудь. Удастся воплотить на экране шестьдесят процентов от задуманного — считай, удача. Съемки «Ворошиловского стрелка» доставили мне удовольствие. В основном благодаря общению и работе с Михаилом Ульяновым. Какой же это был чудесный человек и какой потрясающий актер. Глыба!

Я догадывался (действительность превзошла ожидания), как встретит кинематографическое сообщество наш острый гражданский фильм. Как воспримут его все эти импотенты, извращенцы, которых полным полно среди тех, кому дано судить о художественном произведении. Как поймет его инфантильная молодежь, неведомо как прорвавшаяся в кино. Герой — настоящий мужчина, пусть и старик. Образцом мужчины они считают нечто противоположное.

Зимой 99-го состоялась премьера в Доме кино. 2 дня, в четырех битком набитых залах. Восторженный прием, крики «браво»…

Так было и на других премьерах, в других городах. Зрители вставали.

Когда зал встает плечом к плечу, я вижу: просыпается чувство оскорбленного достоинства. Значит, мы живы, мы способны отстоять свое достоинство, честь своей страны…

На следующий день после премьеры вышли газеты. Не было ни одной, которая отнеслась бы к фильму хотя бы сдержанно. Тон всех этих рецензий был агрессивен и категоричен. И слова были почти одни и те же: «Это не фильм…», «Это агитка…», «Это не режиссер…» Мне передали слова молодого коллеги о фильме: «Это подлый поступок!»

Повторю: я предвидел такую реакцию. У каждой газеты есть хозяин. Средства информации обслуживают класс новых собственников. Работники пера почувствовали опасность… смертельную опасность для своих хозяев.

Есть только один справедливый судья — Время. Сейчас ни один из этих критиков не повторит тогдашние слова. Простому здоровому народу оказалось достаточно одного показа по телевидению, чтобы понять, что перед ними? — художественное произведение или ремесленная подделка. А этим больным недоумкам — понадобились годы!