Черная кровь
Шрифт:
— А кто сказал, что не можем? — удивился преподобный отец. Это был крупный мужчина, ростом не меньше шести футов четырех дюймов, и казалось, что он всем телом надвигается на нее.
— А разве сегодня вечером вы не читаете лекцию о красоте черных женщин? — спросила корреспондентка.
Преподобному Уодсону потребовалось около двадцати секунд, чтобы разобрать ее имя, написанное на карточке, приколотой к прекрасному черному шелку, скрывающему, можно сказать, не груди, а целые горные вершины.
—
Чернокожая женщина в элегантном, но скромном костюме, с изящным, но недорогим модным ожерельем на длинной, словно выточенной из черного дерем шее и с коротко остриженными волосами подергала преподобного Уодсона за рукав.
— Преподобный отец, пора на лекцию. Не забудьте, вы консультант мэрии по вопросам расовых отношений.
— Я занят, — сказал Уодсон и улыбнулся блондинке.
— Но вы заявлены в программе. Вы — консультант мэрии, — повторила чернокожая женщина.
— Потом, — отмахнулся преподобный Уодсон.
— Но ваша лекция посвящена борьбе с расизмом в нашем городе! — настаивала женщина, вежливо, но твердо улыбаясь корреспондентке шведского телевидения.
— Потом, я сказал! У нас сейчас программа международного сотрудничества, — заявил преподобный Уодсон и положил свою здоровенную лапищу на покрытое шелком плечо Ингрид.
Ингрид улыбнулась. Преподобный Уодсон заметил, как напряглись ее соски под черным шелком. Она была без бюстгальтера.
— Преподобный отец, — сжав губы, не отступалась чернокожая женщина. — Много народу собралось послушать вашу лекцию о том, что «красивый» и «черный» — синонимы.
— Синонимы? Я никогда не говорил про синонимы. Никогда. Черная красота — изначальная красота. В ней нет никаких синонимов. Сколь долго, о Боже, наших черных красавиц белые расисты называли синонимами! Ингрид, нам стоит смыться отсюда и поговорить о расизме и о красоте.
— Слово «синонимы» означает — «слова с одинаковым значением», — объяснила чернокожая женщина. — Черный — значит, красивый, красивый — значит, черный. Вот так.
— Точно, — согласился преподобный Уодсон, повернулся к женщине спиной и собрался уйти, забрав с собой Ингрид.
— Преподобный отец, Нью-Йорк платит вам сорок девять тысяч долларов в год за ваши лекции! — воскликнула женщина и вцепилась в черный пиджак Уодсона.
— Я занят, женщина! — рявкнул преподобный Уодсон.
— Преподобный отец, я вас не отпущу!
— Я сейчас вернусь, Ингрид. Никуда не уходите, ладно?
— Я буду здесь, — пообещала шведская красавица и подмигнула Уодсону.
Священник направился вслед за женщиной, которая была его
— Это займет всего минуту, — бросил преподобный Уодсон.
Когда-то на Юге, в колледже для чернокожих, Уодсон был защитником в местной футбольной команде и прославился тем, что мог одним махом сбить с ног любого. Когда они с женщиной вошли в служебное помещение, он шарахнул ее головой о стену. Она рухнула, как мешок с гнилой капустой.
Уодсон вернулся к Ингрид. Вокруг нее собралась стайка темнокожих юнцов. Преподобный Уодсон смел их со своего пути, как таран. Затем, отдуваясь, он затащил Ингрид в конференц-зал, где, наконец, ему удалось добраться до черного шелка, содрать его с нежного белого тела и дотянуться до этого тела своим жадным языком. И когда он уже собрался окончательно восторжествовать над ней, она вдруг вывернулась. Он — за ней. Но она ускользнула и заявила, что он ее не хочет.
Не хочет? Разве так торчит, когда не хотят, вопрошал Уодсон.
Она признала очевидное, но только после того, как он обещал ей помочь.
— Конечно. Все что угодно, — задыхаясь, выговорил преподобный Уодсон. — Но сначала…
Ингрид улыбнулась улыбкой фотомодели. У преподобного Уодсона промелькнула мысль, что ей, наверное, не приходится пользоваться никакой косметикой. Такая кожа не нуждается в лосьонах.
Она попросила разрешения поцеловать его.
Он разрешил — что в этом плохого.
Она расстегнула молнию у него на брюках. Потом подняла руки и откинула свои длинные волосы на спину.
Преподобный Уодсон дернулся вперед — он уже не владел ни телом, ни чувствами.
И вдруг Ингрид отпрянула.
— Бросьте пистолет, преподобный отец, — приказала она. Куда девалась скандинавская мелодичность ее речи?
— А? — не понял Уодсон.
— Бросьте пистолет, — повторила она. — Горилла с оружием — это слишком опасно.
— Сука! — заревел преподобный отец и собрался было вколотить ее желтую башку в ближайший шкаф, но вдруг ощутил какое-то покалывание вокруг некоего весьма чувствительного органа. Похоже было, что Ингрид надела на него кольцо.
— О Боже! — воскликнул священник в ужасе и глянул вниз.
Там и в самом деле было кольцо, тонкая полоска белого металла, а по краям — его собственная кровь, как узенький красный ободок. Желание его тут же пропало, а все внимание переключилось с Ингрид на себя самого так возвращается в запустившую его руку мячик на тонкой резинке. Но блестящее металлическое колечко сомкнулось туже, как раз по размеру уменьшившегося желания. И кровь продолжала сочиться.
— Не волнуйтесь, преподобный, крови совсем немного. Хотите, чтобы ее стало побольше?