Черная Леди

Резник Майкл Даймонд

— Но вы сказали две недели, — уточнил я.

— Сказал.

— На что уйдет остальное время?

— О, я уверен, мы что-нибудь придумаем, — доверительно произнес он, и почему-то я понял, что услышу еще не один вопрос о Малькольме Аберкромби и его коллекции.

Глава 9

Наступил вечер, а я все еще не составил мнения о Валентине Хите. Он был человеком интересным, с ним было весело, он обращался ко мне вежливо и с уважением, но если ему верить (а я не видел причин сомневаться в его словах), он был совершенно аморальным преступником,

который в настоящее время скрывает украденные произведения искусства, и без сомнения, вскорости продаст некоторые из них ничего не подозревающей Тай Чонг. Еще прежде, чем мы спустились на первый этаж отеля «Эксцельсиор», я решил задержаться в его обществе ровно столько, сколько понадобится на приобретение картины Маллаки, а затем как можно быстрее вернуться на Дальний Лондон.

— Мы наймем автомобиль, или вы предпочитаете какой-нибудь местный общественный транспорт? — спросил я, когда мы подошли к парадной двери.

— Общественный транспорт? — переспросил он с насмешливой гримасой.

— Толкаться среди пролетариев, которые дышат вам в лицо чесноком и дымом? Прикусите язык, Леонардо.

— Тогда я остановлю машину, — сказал я, выходя наружу.

— Позвольте мне, — сказал он, сделав знак роскошной серебристой машине, стоявшей за полквартала от отеля.

Машина немедленно завелась и подкатила к двери.

— Моя краса и гордость, — сказал он, открывая передо мной дверцу. — Даже зажигалка на атомной энергии. Что вы о ней думаете?

— Очень просторно, — заметил я, взбираясь на необъятное заднее сиденье.

— Если захочется пить, есть встроенный бар, — сказал он, присоединяясь ко мне и нажимая кнопку. Между нами вырос шкафчик с напитками.

— Нет, спасибо.

— А еще видео с октафоническим звуком, — продолжал он.

— Как интересно.

Он нажал еще одну кнопку, и я чуть не взвизгнул, потому что все сиденье начало вибрировать.

— Чтобы не отсидеть себе все на свете, когда слишком долго удираешь от полиции, — пояснил он.

Потом он постучал в светонепроницаемое стекло, отделявшее нас от переднего сиденья, и водитель-моллютеец опустил заслон.

— Да, мистер Хит? — произнес он через блок-транслятор, который перевел его речь на чистейший земной.

— В подземный пентхауз, Джеймс, — приказал Хит.

— Слушаюсь, мистер Хит, — ответил моллютеец, снова закрываясь стеклом.

— Что такое подземный пентхауз? — спросил я.

— Квартира под землей, — усмехнулся Хит.

— Я заметил, что вы называете водителя Джеймсом, — сказал я. — Не думал, что у моллютейцев бывают человеческие имена.

— Не бывает. Но его настоящее имя я вовсе не могу выговорить, так что зову его Джеймсом.

Он помолчал и добавил:

— Если я правильно помню, его предшественника звали Оскар.

— Очень приятно узнать, что вы охотно нанимаете не-землян.

— По-моему, я уже говорил, что на Шарлемане их нельзя использовать в качестве свидетелей, — ответил Хит и опять сделал паузу. — Кроме того, им можно платить меньше, чем людям, а я постоянно пытаюсь сократить расходы — правда, без особого успеха. Мое воспитание не позволяет мне довольствоваться вторым сортом, но увы, никто не подумал научить меня, как обеспечить себе первый. Моя профессиональная жизнь —

сплошная цепь проб и ошибок.

— Очевидно, вы сделали не так уж много ошибок, — заметил я, — поскольку вы до сих пор на свободе.

— О, ошибок у меня хватало, — беспечно ответил он. — Но и у полиции тоже. Просто удивительно, как много времени требуется, чтобы понять, что при моем положении можно быть вором. Жульничество на бирже, махинации с правительственными контрактами, политический подкуп — такого можно ожидать от человека явно богатого и хорошо воспитанного, но вор в ночи?

По-моему, это никогда не приходит им в голову.

— Тогда почему вам пришлось скрываться у меня в номере? — спросил я.

— Почти никогда, — внес он поправку. — Разумеется, к тому времени, как они меня поймают, Морита уже попадет к человеку, у которого еще меньше причин афишировать свое приобретение, чем у меня. А потом я получу официальное карантинное свидетельство, множество многословных извинений, и полиция очень нескоро заподозрит меня в следующей краже.

— Это, кажется, весьма удобно, — неодобрительно отозвался я.

— Не говоря уже о логике, — добавил он. — Подумайте, как глупо арестовывать обычного подонка-неудачника за кражу драгоценного камня или редкой картины. У него же еле хватает средств на чистую рубашку, как же он может быть тем, за кем они охотятся? В то время, как мне только на самые необходимые расходы ежемесячно требуется свыше полумиллиона кредитов, и это без видимых источников дохода. Если бы полиция логично оценивала ситуацию, они посадили бы в тюрьму всех богатых бездельников, и держали бы, не выпуская под залог, пока виновный не признается.

— Очень интересная точка зрения, — признал я.

— И не безосновательная, — продолжал он. — Я совершенно не боюсь быть ограбленным, когда нахожусь среди представителей немытой массы; но среди равных себе я всегда вооружен до зубов.

Он повернулся ко мне.

— Запомните, Леонардо: если кто-нибудь скажет вам, что ему не нужны деньги, немедленно хватайтесь за кошелек и бегите.

— А что делать, если кто-то скажет, что он вор?

— Все мы воры, — сказал он, улыбаясь. — Я просто честный вор.

— Нет ли здесь противоречия? — спросил я.

— Есть, конечно. Кто сказал, что человек не может быть противоречив? — он выглянул в окно. — Ага, вот мы и на месте.

Я потянулся к ручке дверцы, но он мягко схватил меня за руку.

— Пока нет, — сказал он и включил внутреннюю связь. — Дважды вокруг квартала, Джеймс.

Обернувшись ко мне, добавил:

— Если вы не возражаете, мы еще минуту-две покатаемся, чтобы убедиться, что за нами нет хвоста и за входом в мой дом не следят.

— А если следят?

— Тогда я представлюсь соседом и вытащу картину у них из-под носа.

— А если появится настоящий сосед?

— Он перед вами, — усмехнулся Хит.

— Не понимаю.

— Я снимаю в этом здании две квартиры. Подземную — сам, и на свое имя, а ту, что на шестом этаже — под видом пожилого седобородого джентльмена, который заметно хромает. Из своей квартиры он выходит редко, только для того, чтобы соседи его видели и могли опознать.

— Надо ли полагать, что в Океане вы живете под двумя именами?