Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Гумилев Лев Николаевич

Татарское иго продолжалось целых сто лет, прежде чем Московия вышла из безвестности. Чтобы поддерживать междуусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор [168, рр. 213–214], «подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростершись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы». Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей в конце концов одержала верх. В 1328 г. Юрий, старший брат Ивана Калиты, подобрал у ног хана Узбека великокняжескую корону, отнятую у тверской линии с помощью наветов и убийств [75] . Иван I Калита и Иван III, прозванный Великим, олицетворяют Московию, поднимавшуюся благодаря татарскому игу, и Московию, становившуюся независимой державой благодаря исчезновению татарского владычества. Итог всей политики Московии с самого ее появления на исторической арене воплощен в истории этих двух личностей.

75

В тексте Маркса хронологическая неточность, перешедшая из книги Сегюра (pp. 90–91, 94). – Прим. ред.

Политика

Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал ее против своих соперников-князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба. Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль; чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надежную основу для его системы лжи и узурпации. Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина? Он убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах. Облеченный этими полномочиями, он вымогал деньги под вымышленными предлогами. Те богатства, которые он накопил, угрожая именем татар, он использовал для подкупа их самих. Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву [76] , он превратил последнюю в религиозный центр и соединил силу церкви с силой своего престола, сделав таким образом Москву столицей империи. При помощи подкупа он склонял бояр его соперников-князей к измене своим властителям и объединял их вокруг себя. Использовав совместное влияние татар-мусульман, православной церкви и бояр, он объединил удельных князей для крестового похода против самого опасного из них – тверского князя [77] . Затем, наглыми попытками узурпации побудив своих недавних союзников к сопротивлению и войне за их общие интересы, он, вместо того чтобы обнажить меч, поспешил к хану. Снова с помощью подкупа и обмана он добился того, что хан лишил жизни его соперников-родичей, подвергнув их самым жестоким пыткам. Традиционная политика татар заключалась в том, чтобы обуздывать одних русских князей при помощи других, разжигать их усобицы, приводить их силы в равновесие и не давать усилиться ни одному из них. Иван Калита превратил хана в орудие, посредством которого избавился от наиболее опасных соперников и устранил всякие препятствия со своего пути к узурпации власти. Он не завоевывал уделы, а незаметно обращал права татар-завоевателей исключительно в свою пользу. Он обеспечил наследование за своим сыном теми же средствами, какими добился возвышения Великого княжества Московского, в котором так странно сочетались княжеское достоинство с рабской приниженностью. За все время своего правления он ни разу не уклонился от намеченной им для себя политической линии, придерживаясь ее с непоколебимой твердостью и проводя ее методически и дерзко. Таким образом он стал основателем московитской державы, и характерно, что народ прозвал его Калитой, то есть денежным мешком, так как именно деньгами, а не мечом проложил он себе путь. Именно в период его правления наблюдался внезапный рост Литовской державы, которая захватывала русские уделы с запада, между тем как давление татар с востока сплачивало их воедино. Не осмеливаясь избавиться от одного бесчестья, Иван, по-видимому, стремился преувеличивать другое. Ни обольщения славой, ни угрызения совести, ни тяжесть унижения не могли отклонить его от пути к своей цели. Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к узурпации власти. Свою собственную слабость – свое рабство – он превратил в главный источник своей силы.

76

Резиденция митрополита была окончательно перенесена в Москву в 1328 г. – Прим. ред.

77

Александр Михайлович (1301–1339) – вел. князь Тверской с 1326 г., в 1339 г. убит в Золотой Орде вместе с сыном Федором. – Прим. ред.

Политику, начертанную Иваном I Калитой, проводили и его преемники: они должны были только расширить область ее применения. Они следовали ей усердно, непреклонно, шаг за шагом. Поэтому от Ивана I Калиты мы можем сразу перейти к Ивану III, прозванному Великим.

В начале своего правления (1462–1505) Иван III был еще данником татар, удельные князья еще оспаривали его власть. Новгород, глава русских республик, властвовал над северной Россией, Польско-Литовское государство стремилось завоевать Московию, наконец, ливонские рыцари еще не были обезоружены. К концу его правления мы видим Ивана III сидящим на независимом троне, рядом с ним – дочь последнего византийского императора, у ног его – Казань, обломки Золотой Орды стекаются к его двору, Новгород и другие русские республики порабощены, Литва лишена ряда своих владений, а ее государь – орудие в руках Ивана, ливонские рыцари побеждены. Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита. Каким же образом Ивану удалось совершить эти великие дела? Был ли он героем? Сами русские историки изображают его заведомым трусом.

Рассмотрим вкратце главные направления его борьбы в той последовательности, в которой он их начинал и доводил до конца, – его борьбу с татарами, с Новгородом, с удельными князьями и, наконец, с Польско-Литовским государством.

Иван освободил Московию от татарского ига не одним смелым ударом, а в результате почти двадцатилетнего упорного труда. Он не сокрушил иго, а избавился от него исподтишка. Поэтому свержение этого ига казалось больше делом природы, чем рук человеческих. Когда татарское чудовище наконец испустило дух, Иван явился к его смертному одру скорее как врач, предсказавший смерть и использовавший ее в своих интересах, чем как воин, нанесший смертельный удар. С освобождением от иноземного ига дух каждого народа поднимается – у Московии под властью Ивана наблюдается как будто его упадок. Достаточно сравнить Испанию в ее борьбе против арабов с Московией в ее борьбе против татар.

Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри – жестокими междуусобицами, извне – отделением от нее ногайских татар, вторжениями Тимура-Тамерлана, появлением казачества и враждебными действиями крымских татар. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплоченной ими. Ханы, словно под воздействием каких-то чар, продолжали служить орудием расширения и сплочения Московии. Они намеренно усиливали могущество православной церкви, которая в руках московитских великих князей оказалась опаснейшим оружием против них самих.

Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытыми действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые все были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью заставил его уйти оттуда. Все еще продолжая падать ниц перед послами хана и называть себя его данником, он уклонялся от уплаты дани под вымышленными предлогами, пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости. Наконец монголы пробудились от своего оцепенения, и пробил час битвы. Иван, содрогаясь при одной мысли о вооруженном столкновении, пытался искать спасения в своей собственной трусости и обезоружить гнев врага, отводя от него объект, на который

тот мог бы обрушить свою месть. Его спасло только вмешательство крымских татар, его союзников. Против второго нашествия Орды он для видимости собрал столь превосходящие силы, что одного слуха об их численности было достаточно, чтобы отразить нападение. Во время третьего нашествия он позорно дезертировал, покинув армию в 200 000 человек. Принужденный против воли вернуться, он сделал попытку сторговаться на унизительных условиях и в конце концов, заразив собственным рабским страхом свое войско, побудил его к всеобщему беспорядочному бегству. Московия тогда с тревогой ожидала своей неминуемой гибели, как вдруг до нее дошел слух, что Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на ее столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки ее жизненных сил и поставило ее под смертельные удары со стороны племен ее же собственной расы, которые ему удалось превратить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с помощью другого. Хотя огромная опасность, которую он на себя навлек, не смогла заставить его проявить даже каплю мужества, его удивительная победа ни на одну минуту не вскружила ему голову. Действуя крайне осторожно, он не решился присоединить Казань к Московии, а передал ее правителям из рода Менгли-Гирея, своего крымского союзника, чтобы они, так сказать, сохраняли ее для Московии. При помощи добычи, отнятой у побежденных татар, он опутал татар победивших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, чтобы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевателя, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоянии, каким ореолом славы он будет окружен и как это облегчит ему торжественное вступление в среду европейских держав. Поэтому перед иностранными государствами он принял театральную позу завоевателя, и ему действительно удавалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который еще не забыл, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских посланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, приводившему в трепет его душу. Некоторые постоянно употребляемые современной русской дипломатией выражения, такие, как великодушие, уязвленное достоинство властелина, заимствованы из дипломатических инструкций Ивана III.

Справившись с Казанью, он предпринял давно задуманный поход против Новгорода, главы русских республик. Если свержение татарского ига являлось в его глазах первым условием величия Московии, то вторым было уничтожение русской вольности. Так как Вятская республика объявила себя нейтральной по отношению к Московии и Орде, а Псковская республика с ее двенадцатью пригородами обнаружила признаки недовольства, Иван начал льстить последней и сделал вид, что забыл о первой, тем временем сосредоточив все свои силы против Великого Новгорода, с падением которого, он понимал, участь остальных русских республик будет решена. Удельных князей он соблазнил перспективой участия в разделе этой богатой добычи, а бояр привлек на свою сторону, использовав их слепую ненависть к новгородской демократии. Таким образом, ему удалось двинуть на Новгород три армии и подавить его превосходящими силами. Но затем, чтобы не сдержать данного князьям обещания и не изменить своему неизменному «vos non vobis» [78] и вместе с тем опасаясь, что из-за недостаточной предварительной подготовки еще не сможет поглотить Новгород, он счел нужным проявить неожиданную умеренность и удовольствоваться одним лишь выкупом и признанием своего сюзеренитета. Однако в грамоту, в которой эта республика изъявляла покорность, ему ловко удалось включить несколько двусмысленных выражений, делавших его ее высшим судьей и законодателем. Затем он стал разжигать распри между патрициями и плебеями, потрясавшие Новгород так же, как Флоренцию. Воспользовавшись некоторыми жалобами плебеев, он снова явился в Новгород, сослал в Москву закованными в цепи тех знатных людей, которые, как ему было известно, относились к нему враждебно, и нарушил древний закон республики, в силу которого «никто из граждан никогда не может быть подвергнут суду или наказанию за пределами ее территории». С той поры он стал верховным арбитром. «Никогда, – говорят летописцы, – никогда еще со времен Рюрика не бывало подобного случая. Никогда еще великие князья киевские и владимирские не видели, чтобы новгородцы приходили к ним и подчинялись им, как своим судьям. Лишь Иван сумел довести Новгород до сего унижения».

78

«Использовать вас, но не для вашей пользы» (лат.). – Прим. ред.

Семь лет потратил Иван на то, чтобы разложить республику с помощью своей судебной власти. Когда же он счел, что силы Новгорода истощились, то решил, что настало время заявить о себе. Чтобы сбросить личину умеренности, ему нужно было, чтобы Новгород сам нарушил мир. Поэтому если раньше он прикидывался спокойным и терпеливым, то теперь, разыграл внезапный взрыв ярости. Подкупив посла республики, чтобы тот на публичной аудиенции величал его государем, Иван немедленно потребовал всех прав самодержца, то есть самоупразднения республики. Как он и предвидел, Новгород ответил на это посягательство восстанием, избиением знати и тем, что передался Литве. Тогда этот московитский современник Макиавелли, приняв вид оскорбленной добродетели, стал жаловаться: «Новгородцы сами добивались того, чтобы он стал их государем; а когда, уступая их желаниям, он наконец принял на себя этот титул, они отреклись от него и имели дерзость объявить его лжецом перед лицом всей России; они осмелились пролить кровь своих соотечественников, остававшихся ему верными, и предать бога и священную русскую землю, призвав в ее пределы чужую религию и иноземного владыку».

Подобно тому как после первого своего нападения на Новгород он открыто вступил в союз с плебеями против патрициев, так теперь Иван вступил в тайный заговор с патрициями против плебеев. Он двинул объединенные силы Московии и ее вассалов против республики. После ее отказа безоговорочно подчиниться он повторил прием татар – · побеждать путем устрашения. В течение целого месяца он теснее и теснее стягивал вокруг Новгорода кольцо огня и разорения, держа постоянно над ним меч и спокойно ожидая, пока раздираемая распрями республика не пройдет через все стадии дикого исступления, мрачного отчаяния и покорного бессилия. Новгород был порабощен. То же произошло и с другими русскими республиками. Любопытно посмотреть, как Иван использовал самый момент победы, чтобы ковать оружие против тех, кто добыл эту победу. Присоединив земли новгородского духовенства к своим владениям, он обеспечил себе средства для подкупа бояр, чтобы впредь использовать их против князей, и для наделения поместьями детей боярских, чтобы в будущем использовать их против бояр. Стоит еще отметить те изощренные усилия, которые Московия, так же как и современная Россия, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики, завершилось все Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478 по 1528 год.

Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, только для того, чтобы опутать ими русские республики. Казалось, он поработил эти республики только для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение двадцати трех лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря низвержению Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми в результате влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было лишь продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был решен. Тем не менее он не сразу отказался от своих осторожных приемов. Он избрал тверского князя, самого могущественного из русских феодалов, в качестве первого объекта своих действий. Он начал с того, что вынудил его к наступлению и союзу с Литвой, а потом объявил его предателем; далее, запугав этого князя, добился от него ряда уступок, которые лишили его возможности сопротивляться. Затем он использовал то ложное положение, в которое эти уступки поставили князя по отношению к его собственным подданным, и тогда уже стал ждать, каковы будут последствия этих действий. Все это закончилось тем, что тверской князь отказался от борьбы и бежал в Литву. Присоединив Тверь к Московии, Иван с огромной энергией продолжал осуществление своего давно задуманного плана. Прочие князья приняли свое низведение до степени простых наместников почти без сопротивления. Оставались еще два брата Ивана. Одного из них Иван убедил отказаться от своего удела, другого завлек ко двору, лицемерными проявлениями братской любви усыпил его бдительность и приказал убить.