Черная луна

Толстова Татьяна

– Так вот. По ночам над местом, где клад схоронен, будто свечка горит. А то, бывает, и икона привидится с лампадкой. И тут надо быстро сказать: «Аминь, рассыпься!» Тогда клад сам наружу выйдет. Только чаще клады те не к добру.

Григория вспомнила про проклятый голубой бриллиант и перекрестилась. Все-таки следовало бы поговорить с настоятельницей. И все ей рассказать…

– Бабушка, а вот если клад заговоренный, то неужели нельзя его расколдовать? Ну, снять программу, понимаешь?

– Знающие люди могли. Те, кто сам якшается с духами, кто

с ними в сговор вступить может… прости, Господи. Дух по имени Блуд заставляет человека блуждать без толку. А Дух по имени Мара насылает на людей всякие страхи. А еще есть дух Ховала, он с двенадцатью глазами. Взглянешь, и ослепнешь ночью. Так что, перед тем как откапывать «нечистый» клад, нельзя ни молиться, ни креститься. Загубят эти духи человека моментально. А если человек все-таки нашел клад, нельзя его брать голыми руками и лучше – сбоку, а не сверху… Так что сначала, перед тем как начать искать, нужно узнать все: на кого клад заговорен, как зарыт и каким образом его взять можно без риска для себя. Понимаешь?

– Так могли расколдовать-то?

– Могли. Я тебе секрет скажу. А ты никому, смотри, не передавай.

– Обещаю! – глаза девушки заблестели.

Георгия умилилась – полюбила ее, как дочку, своей-то Бог не дал…

– Ну, так вот. Есть щапец-трава. Ее выкапывали на Иванов день. Потом брали воск воскресной свечи, взятой в церкви на Пасху. Потом – корень щапец-травы и делили его на две части. Одну половину очерчивали воском свечи и клали на место, где примерно по слухам и спрятан клад. А вторую половинку тоже делили пополам. Одну часть прятали на ночь под подушку, а вторую привязывали чистым белым платком к сердцу. Во сне клад сам приходил. Оставалось только идти и копать. Потому как связаны в одно: земля, корень травы и воск свечи. Это – чтобы найти.

А вот чтобы освободить клад от замка заклятия, тут другие травы нужны. Есть такая плакун-трава. Растет по берегам рек. Вымахивает аж выше роста человека. Знахари корень той травы выкапывают на заре Иванова дня, в другое время он бессилен. Потом несут к нам в храм, держа в руке, вытянутой на восток. При помощи этой травы кладоискатели заставляют плакать и покоряться служителей тьмы. А еще есть трава Петров крест. Кустики такие по полметра высотой. Их копать надо между заутренней и обедней молитвами на Ивана Купалу. Еще есть разрыв-трава. Рвет она любой запор. Бывало ведь, сундуки железные запирались заговором на вечные века, а ключи выбрасывали в реку или болото. Нипочем такой сундук не открыть. Вот потому и нужна разрыв-трава. Только найти ее могут не все знахари…

– А как же папоротник? Я у Гоголя читала…

– Папоротник, конечно. Только ведь у него тысячи видов. А годится лишь один.

– Какой, бабушка?

– Женский папоротник, или кочедыжник. Он-то и цветет раз в году, на Иванов день. За пять минут до полуночи из куста кочедыжника появляется цветочная почка. Она растет на глазах. И вырастает в полночь. Тут она с треском разворачивается в алый цвет. То не просто цветок, а свет, огонек такой,

девка… Только вот увидеть его редко кто может. На миллионы мужского папоротника лишь один-два женских…

Анна слушала с любопытством. Кажется, она уже никуда не собиралась бежать, вот и хорошо. И слава Богу… Куда бежать от самой себя?..

– А откуда ты столько знаешь всего, бабушка? – с наивной улыбкой спросила послушница.

– Знаю, милая. К нам в храм люди всякие приходят… Да и росла я в деревеньке одной, тут, на Тоболе. О той деревне я тебе еще такого могу рассказать! Года не хватит. Чудные там люди живут, милая. Они все травы знают, и лечебные, и от злых духов, и такие, которые клады находят…

– А вот наш-то клад, камень-то тот, что нашли недавно? Не они ли это помогли?

Георгия задумалась, стоит ли все говорить. Появление этого камня в стенах монастыря было, конечно, загадкой для всех. Но она-то, Георгия, точно знала…

– Нет, милая. Это мне неизвестно. Скажу лишь, что камень уже хранился в нашем монастыре почти сто лет назад. Сестрица моей мамки была тут старшей. Она помогала ссыльной царской семье. Продукты им посылала, утешала. А однажды Александра Федоровна передала ей этот бриллиант во время церковной службы. И записочку – куда его доставить и с кем…

– Мать Георгия! – услышали обе монахини грозный окрик за спиной.

Совсем рядом стояла Феодора.

– Поговорить надо. Идем-ка, мать Георгия…

Глава 5

Деревня осталась позади. Борис вывел машину на кое-как заасфальтированную дорогу и вздохнул свободно: он все еще не мог избавиться от ощущения, что побывал в другом измерении.

– У меня вопрос один. Что все это значит? – резким тоном спросил следователь у Конина.

Краевед откинулся на спинку сиденья и утомленно смотрел прямо перед собой на уходящее под колеса дорожное полотно. Под глазами у него появились темные круги.

– Я не буду спрашивать, зачем вы следили за мной, – тихо начал он, – это ваша работа. Я даже рад, что все вышло именно так. У меня гора с плеч. Только обещайте, что, пока я не расскажу всего, это останется между нами.

– Я просто горю желанием узнать правду. Говорите, – потребовал Борис.

– Сейчас. Не знаю, с чего начать… – Конин подумал немного и решился: – Борис, вы остались живы вчера по какой-то фантастической случайности. Мальчик, который привел вас в наш молельный дом… он медиум, воплощение Святого Духа… Он святыня этой деревни…

– Так, – усмехнулся Борис, – ну что ж. Вперед, на мины. Дальше.

Конин взглянул на него испуганно и недоверчиво. Сделал над собой усилие, продолжил.

– Я буду говорить очень серьезные вещи, постарайтесь меня понять. Вы попали на запретный ритуал «радения», чужакам на нем не место. Но мальчик почему-то все же привел вас, приняв за одного из наших духовных царей. Вы постарайтесь… Вы поймете…

– Что за чушь. Какой еще духовный царь?! С чего вы взяли?