Черная магия с полным ее разоблачением
Шрифт:
Ну, и надеялась: уломаю Антоху в Москву перебраться и роман с ним заведу. А дальше как бог даст. Чего зря загадывать? Может, мы вообще друг другу не подходим. Проверим сначала, и уж после решим.
Но он оказался та еще штучка. И откуда такие берутся в наше время? Уперся: не хочу тебя ни с кем делить — и все тут.
Только раз после Москвы с ним и поговорили.
Позвонил через день:
— Клепка! Привет! Как настроение?
У меня от одного его голоса мурашки по позвоночнику.
— Отличное, — отвечаю. —
— И что же это за событие за такое? — смеющимся голосом.
— А то ты не знаешь.
— Допустим, знаю. Но все-таки?
— Антош, — говорю, — ну вот чего ты уехал? Остался бы у меня. Ваня только завтра возвращается.
— Клепкин, — таким тоном, как с детьми разговаривают, — мы ж все обсудили. По-моему, я доходчиво объяснил: у меня к тебе любовь. Любовь. Знаешь такое слово? Или у вас в Москве ничего подобного уже не бывает?
— Бывает, — отвечаю, — еще как.
— Почему ж ты тогда не в курсе, что, когда эта самая любовь с человеком случается, он ни с кем свою любимую делить не хочет? Невозможно это — никак. Пойми: ты мне нужна вся, всегда, постоянно. Я хочу с тобой жить. Утром с тобой просыпаться, вечером к тебе с работы возвращаться. Свадьбу хочу. Семью. Детей. Хочу, чтобы ты была моя жена. А ты что предлагаешь? Ездить в Москву трахаться, когда твоего Вани дома нет? И начисто все опошлить? Забудь. Можешь считать, что я такой гордый.
— Антош, — я уже чуть не плакала, — ну, послушай: не могу я так сразу все порвать. Время нужно. Только нам-то зачем его, это время, терять?
— Времени, — отвечает, — нужно меньше, чем ты сейчас тратишь на разговоры. Сказала: прости, ухожу — и все. Одна секунда. Тяжело, кто спорит, но… я же не заставляю. Выбирай. Как решишь, так и будет.
— Антоха! Да пойми ты!…
— Понимаю — с одной стороны. А с другой, ничего понимать не хочу. Если есть у тебя ко мне чувства, будь со мной. А на нет… как говорится, и суда нет.
— Но все же совсем не так!…
— А как? Что тебе всего и сразу хочется, это я вижу, можешь не объяснять. Про Москву я уже говорил: хочешь там жить, я приеду, устроюсь. Для начала, понятное дело, ничего особенного не обещаю. Но что землю грызть буду, не сомневайся. Только выбирать все равно придется. Два мужика — даже для тебя жирно, хоть ты и царица. Ваня твой, может, и согласился бы, а я — ни за что.
— Антоша, я тебя прошу, подожди немного, дай мне подумать…
— Нет, Клепка, на «подумать» времени у тебя был вагон. Давай говори прямо сейчас: кто? Я или он?
— Но…
Тут Антон надолго замолчал, и я тоже дыхание затаила, пошевелиться боялась. А потом он заговорил, совершенно другим, железным таким голосом:
— Понял. Все ясно. Не любишь ты меня, Клепка. Просто упустить не хочешь, натура твоя жадная не дает. Но ничего, я тебе помогу. Слушай
Я оторопела, слова вымолвить не могу. Он помолчал еще секунду, сказал:
— Прощай, — и бросил трубку.
Я гудки слушаю и ни ушам своим, ни глазам, ни вообще ничему не верю. Что это? Как это? Чтобы Антоха — вот так — со мной? Да быть того не может!
Через две минуты, только-только опомнилась, набрала его номер. Не подходит. Ладно, думаю, подожду, остынет, передумает. Хожу по квартире от стены к стене, места не нахожу, каждые пять минут перезваниваю. Ни ответа, ни привета. Так прошло несколько часов. Я их как под наркозом провела — без чувств и мыслей. А когда дошло до меня, что Антоша без шуток со мной распрощался, тут-то мне каюк и настал. Как же я рыдала! Сроду такого не было. Уже и глаза заплыли, и нос до боли заложило, а я все реву и реву белугой. Кричала даже. Странно, что соседи не прибежали.
Потом — не знаю, когда, стемнело уже на улице — начала в себя приходить. Заметалась: делать ведь что-то надо. Домой ехать? А Ваня как же? Странно будет, если я перед самым его возвращением свалю. Лучше подождать для приличия, видимость создать, что ничего особенного не происходит. Ладно, думаю, за сегодня-завтра Антоха никуда не денется, только в разум войдет, а на третий день к вечеру я к нему приеду и уж как-нибудь уломаю не совершать резких движений. Налила себе сладкого чаю, съела конфетку-другую, чуточку успокоилась и принялась размышлять, что Ване лучше сказать, какие вещи с собой взять и чем Антона в письме зацепить, чтоб не смог не ответить. На третьей конфетке стало казаться, что придумала я все — любо-дорого.
Включила поскорей компьютер и со страшной скоростью и кучей опечаток — будь я поспокойней, меньше б времени потратила — настучала Антошке письмо. Типа, не мучай меня так больше никогда. Знал бы ты, как я плакала. Я тебя люблю и жизни без тебя не мыслю, но пойми: Иван ради меня из семьи ушел, не могу я взять и на ровном месте — он-то ведь ничего не знает — его бросить. Дай мне, пожалуйста, время все уладить. Послезавтра я приеду, давай встретимся и все обсудим. Прошу, ответь, я очень, очень жду. Твоя Клепка.
Сто раз потом почту проверяла, и вечером, и утром — пусто. Вот дурак упертый. Как я прямо.
Но я уже план составила и не сомневалась — победа будет за нами. Ванька вернулся, против моей поездки не возражал, и через сутки я уже к себе в Иваново катила. Мечтала, как меня Антон на вокзале встретит, обнимать-целовать бросится…
Зря надеялась.
Доволоклась до дома, пятнадцать минут передохнула, чаю с предками попила — и к Антохе. Подхожу к квартире, звоню. Цезарь загавкал, дворняга его здоровущая. Открывает мать. Цезарь — ко мне; лапы на плечи, в щеку лизнуть пытается. Насилу угомонила.