Черная роза
Шрифт:
— Что? — произнес Черная Роза. — Я не ослышался?..
Граф Руссильон, который на время всего поединка, казалось, превратился в соляной столб, после того, как Дом прыгнул на Жан-Жака и потребовал сдаться, немного пришел в себя. Краска вернулась на лицо старика, дыхание стало ровнее.
Сейчас же, при этих словах герцога, он вспыхнул, как девушка, и пробормотал:
— Простите мою дочь, монсеньор, она сама не знает, что говорит…
— Она?!! — воскликнул рыцарь, в недоумении поворачиваясь вновь к окну.
В этот момент на площадке башни
— Госпожа! Госпожа Доминик! Я ищу вас по всему замку, а вы здесь баловством занимаетесь, да еще и опять мальчиком оделись! Срам-то какой! Ох, опять попадет мне, грешнице, от батюшки вашего!.. Идемте! Ваша сестра, Мари-Флоранс, хочет немедленно говорить с вами!
И, подбежав к Дому, который отдал меч Жерару и стоял около Филиппа, вытирая рукавом вспотевшее лицо, она схватила так называемого сына графа за руку.
— Идемте быстрее!
Жан-Жак, с помощью друга, уже поднялся на ноги. Услышав слова служанки, оба оруженосца так и замерли с открытыми ртами; но внезапно парижанин, как бы что-то сообразив, собрав остатки сил, ринулся к Дому и сорвал с него шапочку. Рыжие мелко вьющиеся кудри рассыпались по плечам и спине победителя пажа Черной Розы; и Жан-Жак бессильно, со стоном опустился на землю, потрясенный до глубины души.
— Д-д-девчонка… — ошалело пробормотал Жерар, выпучивая свои маленькие водянистые глазки.
Так трагически начавшаяся сцена на площадке быстро превращалась в комедию.
Герцог, наблюдавший её из окна, не мог не улыбнуться на потрясенные лица своих оруженосцев и ярость разоблаченной Доминик, зашипевшей, как дикая кошка, когда Жан-Жак сорвал с неё шапку.
А, увидев смущенного донельзя, красного как рак графа, и вспомнив его недавние слова о доброте и кротости всех его дочерей, — Черная Роза не мог удержаться от смеха.
Он расхохотался, — и Мари-Доминик услышала это. Она подняла голову, и увидела в окне спальни сестер, — и тотчас узнала — того, кто вызывал в ней безудержную, неукротимую ненависть. И это мерзкое чудовище в маске, этот проклятый герцог смеялся… смеялся над нею!
О, если б у неё в руке оказался кинжал, и она могла метнуть его в эту наглую замаскированную физиономию, улыбающуюся ослепительно белыми зубами!
Но у Дом не было в руках ни кинжала, ни даже просто камня; и некогда было искать их, — Элиза дергала девочку за рукав, она звала её к сестре.
Герцог увидел, как благородная графская дочь оглянулась вокруг себя, в бессильной ярости топнула ногой, — и вдруг, подняв голову и глядя ему в глаза, в прорези черной полумаски, плюнула, как деревенский мальчишка, смачным плевком, в его сторону, — только так могла Доминик выразить свои презрение и ненависть к гнусному мерзавцу в окне! Черная Роза расхохотался ещё сильнее.
…Вернувшись к себе, Мари-Флоранс не сразу пришла в себя. Элиза сварила своей госпоже успокаивающий
Не найдя Дом в башне донжона, служанка выбежала во двор и увидела своего младшего сына, Пьера, который, как говорилось ранее, остался с герцогскими лошадьми.
Зная, что Пьер, молочный брат Мари-Доминик, обычно сопровождает девочку на прогулках, кормилица бросилась к нему.
Пьер готов был и графу Руссильону, и даже самой Черной Розе ответить, что не знает, куда ушли Доминик и оруженосцы герцога, — товарищ Дом не выдал бы этот секрет даже под пыткой, но так порой насмехается над нами судьба! — этому юному стоику хватило всего лишь пары увесистых материнских оплеух, чтобы указать место, где происходил поединок.
Итак, Элиза нашла Доминик, и повлекла её за собой, не отвечая на расспросы девочки, в комнату Мари-Флоранс.
Когда Дом вошла туда, её старшая сестра стояла у окна, перебирая аметистовые четки. Комната Фло никогда не нравилась Дом; она больше напоминала монашескую келью, — была небольшая и темная, с узкой кроватью в алькове, над изголовьем которой висело большое распятие из черного дерева.
Мари-Флоранс была очень бледна, но внешне спокойна.
— Оставь нас, Элиза, — сказала графиня служанке.
— Что случилось, Фло? — спросила запыхавшаяся Доминик, присаживаясь на кровать.
Сестра, поджав губы, неодобрительно взирала на ее раскрасневшееся потное лицо и мальчишескую одежду. Дом привыкла, что, в отличие от отца, спускавшего своей любимице все, самые сумасбродные, выходки и лишь мягко журившего ее за ношение мужской одежды, Фло вечно пилила ее, грозя Господними карами и вечными муками, ожидающими грешную младшую сестру в аду. Но сейчас Мари-Флоранс, к удивлению Доминик, сдержалась и спросила абсолютно неожиданно.
— Ты знаешь, что к отцу приехал гость?
Дом вспыхнула и закусила губу, — она опять вспомнила смех Черной Розы.
— Да. Дьявол Лангедока… Я его видела, Фло! Это он!
— Но ты, наверное, ещё не знаешь, зачем он приехал?
— Нет. Он стоял у окна в спальне Анжель и Николь… и отец рядом с ним.
— Дело в том, сестра, что отец помирился с королем Людовиком…
— Что?!! — воскликнула не верящая своим ушам Дом. — Не может этого быть! Папа всегда говорил, что Лангедок стоит за правое дело! Наш отец не мог, не мог помириться с королем и с его мерзкими приспешниками — Монфором и Черной Розой!
— Однако, это так. И я одобряю поступок отца. Не по-христиански идти против помазанника Божьего. И сам Господь, я уверена, внушил папе эту благую мысль.
Дом злобно фыркнула. Религиозность сестры была ей чужда и непонятна и наводила на девочку тоску.
— Так вот, — мертвенно спокойным голосом продолжала Флоранс, — отец помирился с государем, и король в знак своего прощения решил сочетать браком Черную Розу и одну из дочерей нашего отца…
— Кровь Христова! — воскликнула в ужасе Доминик.