Черная роза
Шрифт:
Буриан слушал, не прерывая.
– Эко я разболталась! Извините, товарищ. Говорю да говорю и даже не знаю, может, чепуху всякую. Наверно, это вам совсем не интересно, а вы меня не останавливаете только потому, чтобы не обидеть?
– Говорите, говорите, гражданка Дитер. Я слушаю вас.
– Так что говорить-то? Вот я, к примеру, когда в прошлом году весной Анна подала заявление в кооператив, была против. Выступала даже! Нет ей места среди нас, говорила. Председатель потом меня вызывал. Я ему все свои обиды и выложила как на духу, без утайки.
– Ну, хватит, Дитер!
– оборвал
– Ладно,- говорю,- пусть мы ее примем. А кто с ней рядом работать будет? Да никто!
– Послушайте теперь меня, Дитер,- сказал председатель.- Вот у вас семеро детей, и все живы-здоровы.
– Слава богу, хоть гвоздями их корми, все перемелют!
– Вы многодетная мать, всеми уважаемая женщина. И в школе учились вместе с Анной. Так?
– Так, отрицать не стану.
– Вы ведь не завидуете судьбе детишек Анны Тёре? Верно?
– Верно. Чему уж там завидовать-то, господи!
– Значит, вы с ней не в ссоре. Когда встречаетесь на улице, здороваетесь?
– Гм…
– Кто из вас первый здоровается при встрече?
– Она. Она всегда здоровается.
– Ну а вы? Вы отвечаете ей?
– Конечно. Мы же с ней не в ссоре.
– Только вы на нее в обиде?
– Я? За что же?
– За то, что… там, на балу, парни только с ней танцевали?
– Это, конечно, так. Но когда музыка кончала играть, Анна всегда возвращалась ко мне. Мы с ней и в школу всегда вместе ходили.
– Ну а как насчет парней? На вашу долю тоже доставалось?
– Нет, парни доставались только ей, потому что она была намного красивее всех нас. Но я на нее не сердилась, только обидно было, что она красивее нас.
– Ну а потом?
– Потом? Когда она вернулась домой беременная вторым ребенком, я остановила ее на улице и говорю: «Аннушка ты Аннушка! Как же это ты, бедная?..» Она даже не стала со мной разговаривать. Рассердилась и пошла прочь.
– Рассердилась? Она рассердилась?
– Она. За то, что я, видите ли, посмела ее бедняжкой назвать…
– Как вас девушкой звали, Дитер?
– Юлия. Урожденная Юлианна Портёрё.
– Красивое имя - Юлианна. Как у жены председателя.
Женщине было приятно от этой похвалы.
– А обычно меня звали тогда просто Юлишкой.
– Так, значит, Юлишка. Хочу я у вас еще кое о чем спросить.
– Пожалуйста.
– Скажите, эта ваша подруга, бедняжка Анна, какая она была? Увидит, к примеру, мужчину и уже глазами зыркает? Или, простите, как говорят, хвостом крутит, на любовь напрашивается?
– Нет, почему вы так решили?
– Я ничего не решил. Я только спрашиваю, такой ли был у нее характер? К примеру, еще в пору девичества.
– Ничего подобного. Совсем, даже наоборот.
– А потом, позднее?.. Когда появились дети? Первый, второй, третий?
– И потом. Даже еще строже стала. Сколько раз она мне жаловалась, что мужики ей проходу не дают. И не, только Давид Шайго, но и другие. Недавно прибежала ко мне под вечер. Ливень как из ведра, а она ко мне: «Юлишка, дорогая, помоги мне, не знаю, что делать…»
Дитер все говорила и говорила не переставая, а Буриан слушал, переспрашивал и кивал
Солнце клонилось к закату, и Дитер уже три раза порывалась уходить, но лейтенант всякий раз ее удерживал, возвращая в кресло. Теперь ему захотелось выяснить, какой была Анна Тёре после окончания школы, до тех самых пор, пока…
– А глаза у нее всегда были такие печальные?
– Нет, что вы! Это только теперь, за последнее время. Раньше, бывало, где смех да шутки, там и Анна.
– А вот взгляд? Казалось, она все время смотрит куда-то вдаль. И раньше так бывало?
– Это и раньше было. Глаза у нее всегда блестели, и в то же время как будто смотрели куда-то далеко-далеко. А куда?
– Мм-да. Что вы еще о ней знаете, тетушка Дитер?
– Я-то? Еще многое. Спрашивайте, буду отвечать.
– Что вы знаете о ее детях?
– О детях?
– Да. Например, о младшей, об Идуке? Рассказывала
вам Анна что-нибудь?
– Об Идуке? О ней рассказывала. О других нет. Ида Клобушицки. С чего же начать? Этот самый Клобушицки служил на пограничной заставе, возле города Мохач. А наша Анна нанялась туда на строительство, сначала кирпичи носила на этажи, потом ее на кухню взяли, поварихе помогать. Летом, не то в сорок девятом, не то в пятидесятом году это было, все воскресенья она обычно проводила на берегу Дуная с двумя детьми. Ради ребят она
снимала где-то комнатушку там же, в городе. Конечно, одной в общежитии дешевле бы было. Ходили они на дикий пляж, детишки играли в песочек, валялись на солнышке. Эммушка с подругами плескалась у берега, выискивала ракушки и носила их матери, которая вместе с квартирной хозяйкой сидела рядом с Дёзёке, младшим. В один прекрасный день возле них появился мужчина, в одних трусиках, с детской лопаткой в руке. «Извините,- говорит,
не ваша ли это лопатка?» - «Нет, не наша. У нас небыло никакой лопатки».- «Простите, я подумал, ваша»,- сказал мужчина и ретировался. Квартирная хозяйка ей и говорит: «Аннушка, зачем ты так резко ему ответила? Такой симпатичный молодой человек!» - «Потому что познакомиться хочет. А еще старший лейтенант».- «Офицер? А ты что, по трусикам определила?» - «Он не в первый раз, уже на улице подходил. Только мне никаких знакомств не нужно». Вздохнула Анна и замолчала, а тут вдруг крик раздался. Детский крик чуть ли не с середины реки. Видно, кого-то из детей подхватило течение и понесло. Вы слушаете?
– Слушаю, тетушка Дитер. Рассказывайте дальше.
– Если вас больше интересует, как мы работали на винограднике, я могу сперва об этом рассказать.
– Я не разбираюсь в виноградниках. Продолжайте.
– Ну, хорошо. Подхватило, значит, течение девочку. А этой девочкой оказалась Эммушка. И хотя на берегу было полно народу, никого не нашлось, кто бы за ней бросился. Девочка один раз скрылась под водой, второй, третий. Ну, конец, больше не вынырнет. Тут нашелся все-таки смельчак. Как увидел, разом прыгнул в воду и спас Эммушку. Вылез, подходит - тот самый старший лейтенант. Клобушицки по фамилии. Пришлось познакомиться, а потом и домой пригласить. Ну а когда беда случилась, он ей обещал, что осенью будет свадьба. Обещал и пропал.