Черная рука и пирамида Хеопса
Шрифт:
Наверное вспомнив эту чудесную картину, фараон от души засмеялся.
— Как отвратительно! — возмутилась Катя. — Какой вы жестокий!
— Зато богатый. В этом и смысл рабовладельческого строя. Идешь войной на соседа, рушишь там все, сжигаешь. Захватываешь рабов, они на тебя работают. А ты им платишь чашкой риса в день и плеткой без ограничений. Стройная рабовладельческая логика.
Хеопс важно повернулся к Саше.
— Вот твой папа не разрешает тебе рисовать на стене крокодила. Передай ему мою фразу: «Папа, ты не прав!» И вот почему. Во-первых, из тебя, мальчик, может получиться хороший художник. Все с
— А что это такое? — не понял Саша.
Хеопс задумался.
— Ну, как бы тебе пояснить проще. Вот ты нарисовал дома крокодила, но папа его закрасил, и твои художества забудутся. А я построил такую огромную пирамиду, что она будет стоять всегда. В ней будет отражаться Солнце, и людям будет казаться; что это я сияю в пирамиде. Ведь я фараон! А фараон — это Солнце на Земле. И даже в ваше время, когда все уже давно развалится, она все равно будет стоять. И люди будут говорить: какой же был великий Хеопс, раз он построил такую великую пирамиду. И твой папа, которому за плохое отношение к тебе как к будущему художнику я бы давно отрубил голову, он будет стоять перед моей пирамидой с разинутым ртом. И платить деньги за вход.
— А как же рабы и плетки? — ядовито спросила Катя.
— А их забудут. У людей короткая память. Особенно когда дело касается чудес света. Кстати, — Хеопс опять повернулся к Саше, — что ты говорил про горох?
— Что от него болят коленки, — мрачно напомнил Саша.
— Отлично, — обрадовался фараон. — Поставим их всех на горох, чтобы неповадно было.
— Кого на горох? — удивилась Катя.
— Кого, кого… — передразнил ее Хеопс. — Замечательных древнеегипетских детей. Они, понимаешь, устроили мне демонстрацию и не дают сдать пирамиду в срок. И все из-за моей доброты!..
И действительно, перед путешественниками предстала удивительная картина.
Возле подножья пирамиды стояли дети. Они держали транспаранты и что-то громко выкрикивали.
Детей испуганно обходили взрослые — наверное, вспоминали упражнения с плеткой.
Катя хотела прочитать транспаранты, но не смогла — они были написаны иероглифами с птичками, черточками и прочими закорючками.
«Спасем наши игрушки!», «Нет музею в пирамиде!», «Позор антинародному фараону», — перевела транспаранты Черная Рука и шепнула на ухо Кате: — Теперь понятно, кто нас сюда позвал.
Перчатка повернулась к фараону.
— Да, не очень любят вас древнеегипетские дети.
— А это их черная неблагодарность! — патетично воскликнул Хеопс, спускаясь с носилок. — Идемте, сейчас вы узнаете, как отцу-благодетелю платят за доброту.
Носилки поставили на землю, фараон подбежал к толпе детей, и его прямо затрясло от негодования.
— Вы меня опять позорите перед иностранцами, — возмущенно закричал он. — Я уже неделю объясняю вам, что завтра у нас сдача важного объекта. Его начали строить еще ваши деды и отцы, некоторые даже добровольно. Завтра ожидаются народные гуляния, будет фейерверк и бесплатный рахат-лукум. Но вам, неблагодарным
Хеопс расстроенно махнул рукой.
— Я ничего не понимаю, — сказала Катя. — Кто-нибудь может мне объяснить, в чем дело?
— Где ваша зачинщица? — громко крикнул Хеопс. — Эй, Нефертити, что, боишься выйти?
Из толпы детей вышла девочка удивительной красоты с огромными голубыми глазами.
— Он хочет забрать у нас все игрушки, — сказала она. — Но пусть не надеется, я ему свою куклу не отдам! И никто не отдаст!
Дети согласно закивали головами.
— Не строй из себя древнеегипетскую царицу, — грозно выкрикнул фараон. — Тебе ею не бывать! Мала еще взрослым замечания делать!..
— Хватит ругаться. — Катя остановила спор. Она во всем любила порядок. — Если у вас не получаются переговоры, то давайте я буду посредником.
Глава четырнадцатая, в которой Хеопс сообщает о существовании своего удивительного музея
Катя повернулась к фараону.
— Начнем с вас, расскажите, что случилось.
— Что мне сказать, — горестно сказал Хеопс. — Неделю назад я был добрый и разрешил детям играть в игрушки. Сначала разрешил каждой девочке иметь по одной кукле, а каждому мальчику по одной сборной модели моих фараонских носилок.
— А что, в вашей стране у детей не было игрушек? — удивилась Катя.
— А зачем им игрушки? — искренне удивился Хеопс. — У них и так полно работы. Утром надо иероглифы учить, днем в ноле работать, а вечером — культурный отдых. Они гимны поют.
— Кому гимны?
— Мне, кому же еще?
— А почему вы всем дали по одной игрушке? — удивился Саша.
— Чтобы было равенство, — пояснил Хеопс. — У взрослых одна чашка риса и одна плетка. А у детей одна игрушка. И нет никакой зависти. Но потом ко мне пришла эта!..
Фараон указал на Нефертити.
— Она потребовала, чтобы я дал каждому ребенку по второй игрушке. Им, видите ли, по одной мало. В тот день я отрубил много голов, поэтому у меня было хорошее настроение, и я согласился. Потом она опять пришла и сказала, что они уже научились делать игрушки сами. Хорошо, я не против, тем более что игрушки хорошие — рыбки, куколки, кораблики. Блестящие образцы детского народного творчества. Но теперь, когда нужно мне, они жадничают.
— Ничего не понимаю, — развела руками Катя.
— Да что тут непонятно? — с вызовом сказала Нефертити. — Он все игрушки хочет назад забрать.
— Зачем?
— Вот сейчас мы подошли к главному, — сказал фараон. — Сейчас, дорогие заморские гости, вы увидите, как молодое поколение не уважает свой родной Древний Египет. Итак, я придумал создать в моей великой пирамиде специальный музей игрушек. Это красивая комната с полками и стендами, ее расписали лучшие художники. И туда я хочу поместить все игрушки. Чтобы люди будущего смотрели на них и говорили: «Как счастливо жили дети в Древнем Египте. Какие у них были чудесные игрушки! И какой у них был добрый фараон!»