Черная сага
Шрифт:
Тьма непроглядная! Вверх, вниз по лестнице, а лестницы узки, а в переходах — поворот и поворот и поворот…
И вот — пришли. Мардоний, отвесив нижайший поклон, широко распахнул передо мной золоченые двери — и я вошел к Цемиссию.
И снова он был не один. Абва Гликериус, тот самый подлый мошенник, о коем я уже упоминал, сидел в дальнем углу и якобы сосредоточенно, не поднимая глаз, перебирал четки. Цемиссий же стоял возле окна и смотрел на меня. На этот раз он был одет вполне прилично: и при мече, и в красных сапогах. Я поприветствовал его, он мне вполне доброжелательно
— Весьма нерадостное известие заставило меня искать с тобою встречи.
Я выжидающе молчал. Тогда Цемиссий пояснил:
— Думный советник, простратиг, старший постельничий… ну, одним словом, Полиевкт… убит.
— Когда? — довольно-таки громко спросил я.
— Сегодня ночью.
— Где?!
— В Ерлполе.
В Ерлполе! Х-ха! Да откуда это он может знать, что сегодня случилось в Ерлполе? Это наглая ложь! И я с гневом сказал:
— Весьма! Весьма печальные известия! Так, может, ты меня еще и вином угостишь? Чтоб и совсем, как в прошлый раз…
— Нечиппа! — сказал он. — Но это в самом деле так. Всего какой-то час тому назад достойный Полиевкт скончался. Он принял яд.
— Ого! — воскликнул я. — Какие у тебя подробности. Он сам тебе об этом рассказал?
— Нет, — печально ответил Цемиссий. — Не он. А вот он! — и кивнул на мошенника.
Х-ха! Вот так да! Значит, эта лысая обезьяна в верблюжьей власянице, под которую, как говорят, она надевает железные цепи, уже насытилась добыванием из свинца золота и утолила жажду Абсолютным Эликсиром — и сразу же взялась за ясновидение. Славно! И я насмешливо сказал:
— Почтенный абва!.. Как тебя?
— Гликериус.
Я повторил:
— Гликериус! — и продолжал: — Итак, почтенный абва Гликериус, ты утверждаешь, что будто бы сегодня ночью чрезвычайный и поверенный посол Руммалийской Державы был насильно отравлен в Ерлполе, то бишь в столичном стойбище презренных северных варваров. Так?
— Не совсем, — ничуть не смутившись, ответил Гликериус и, продолжая вертеть в руках четки, стал объяснять мне, словно малому: — Достойный Полиевкт сам избрал себе столь верную и легкую смерть, ибо, в противном случае, он подвергся бы жесточайшим пыткам. И вот потому-то, дабы лишить варваров столь сладостного развлечения, каковым является для них наблюдение за муками человека разумного, достойный Полиевкт и принял яд.
— А после было что?
Старый мошенник наигранно вздохнул и сказал:
— Люди, которые сопровождали достойного Полиевкта, мне были плохо знакомы, и потому я от них почти ничего не узнал. Единственно, что мне стало известно, так это то, что их бросили псам.
— Прелюбопытно! — сказал я. — А что Старый Колдун?
— А регент Хальдер, надо полагать, уже перешел в мир иной, ибо когда архонт спустился в пиршественную залу, то он был вооружен мечом регента. А регент, был бы он живым, разве позволил бы кому бы то ни было не то что взять в руки, но пускай даже просто дотронуться до своего меча? Ведь этот его меч, как говорят…
— Довольно! — сказал я. — Теперь ты лучше расскажи, как ты узнал обо всем этом.
— Услышал,
— Так вот бы и послушал регента. Тогда б мы точно знали, жив он или нет.
— Но регент, о наидостойнейший, принадлежал не нашей вере, его душа ушла к его богам, а посему я не могу его услышать. Вот если б умер, скажем, ты…
Но, вовремя опомнившись, мошенник тут же замолчал. А я, сглотнув слюну, сказал:
— Если ты, старая и грязная обезьяна, думаешь меня чем-то запугать, то напрасно на это надеешься. А ты, мой брат, — и тут я повернулся к Тонкорукому, — а ты… Тебя я вообще не понимаю! Как ты можешь доверять россказням этого лживого наглеца? Однажды он уже пообещал тебе, будто он завалит нас дешевым золотом, потом плел какие-то несусветные басни про Абсолютный Эликсир, теперь…
— Я и сейчас, — встрял абва, — повторяю: Источник есть! Мало того, достойный Полиевкт сегодня утром самолично видел магические письмена на ножнах меча Хальдера, и он, посол, даже запомнил кое-что. Вот, посмотри!
И с этими словами абва встал и подал мне листок пергамента, на котором были изображены какие-то диковинные варварские значки. И это доказательство?! Да попроси меня, и я таких крючков намалюю вам столько, сколько угодно! Подумав так, я даже и говорить ничего не стал, а только презрительно хмыкнул.
Но Тонкорукий важно заявил:
— Да, брат. Все это так. Когда я был у Хальдера в шатре…
— И что? — с издевкой спросил я.
— А ничего. Просто тогда я тоже видел эти ножны. И видел на них письмена. Примерно такие же. Но я тогда…
А я сказал:
— Не утруждай себя. Тогда — это тогда, это давно. Теперь же ты желаешь вот чего — отправить меня к варварам. Как можно скорей! И при этом дать мне столько воинов, чтоб я, уйдя туда, обратно уже не возвратился. Так?
— Не совсем, — нахмурился Цемиссий. — Тут дело, брат, поверь мне, очень серьезное. А посему… Да ты вспомни сам: во время вашей последней встречи на Санти добрейший Полиевкт ведь говорил тебе, что ни в коем случае нельзя упускать…
— Как?! — перебил его я. — Значит, эта старая обезьяна…
— Нет! — самодовольно усмехнулся Цемиссий, — почтенный абва слышит только умерших, а что касается живых, то тут я вполне обхожусь и без его помощи. Итак, я продолжаю: варварский регент, похоже, убит, но, к сожалению, от нас ушел и Полиевкт, а это большая потеря. Но и это не все. Меч Регента в руке у Безголового — это недобрый знак. Похоже, что нам теперь недолго ждать очередного варварского нашествия. И если ты не упредишь его…
— Да! — сказал я. — Действительно! А если я не упрежу?
— То окончательно лишишься последних остатков своей былой популярности. Ведь если бы ты поменьше таскался по чужим женам, а хоть бы время от времени заглядывал в казармы, то бы услышал о себе примерно следующее: «Нечиппа давно кончился, последний его поход завершился ничем, ибо Великую Пустыню мы потеряли напрочь. А дальше было что? Вначале он дал одурачить себя Тонкорукому, а после и вовсе присосался к вымени этой развратной коровы, с которой все кому ни лень…»