Черная сделка
Шрифт:
«Мерседес-бенц» замигал левым поворотником и отъехал от дверей особняка.
Вероника помахала вслед уезжающему автомобилю, развернулась на высоких каблуках, и ее улыбка превратилась в гримасу негодования и злости. С таким выражением лица она пошла назад в дом. При входе демонстративно хлопнула дверью.
Антон и Николай Прокопьевич сидели за овальным столом. Допивали – за удачу предприятия – коньяк. Наконец-то они налили его «по-русски» – не в «наперстки», а в нормальные водочные стопарики.
– Вы мерзавцы, – сказала Вероника, вызывающе подбоченившись. – Что твой
– Ну что ты, Вероничка, – у Антона, наоборот, на душе было очень радостно. – Мы все очень хорошо обсудили. И почти договорились.
Как же, дело с немцем явно выгорает. Антон сразу убивает двух зайцев. А может быть, и третьего... И кости загоняет по хорошей цене, и танк с ходу продает за немалые деньги. А еще с минуты на минуту позвонят его архаровцы – рассчитаются с уродом, из-за которого у него возникли непредвиденные проблемы. «В болоте места много, где никакая псина тело не найдет... А еще, – он ехидно улыбнулся, – неплохо было бы переодеть его во фрица... Ни в жизнь не нашли бы...»
– Как это можно торговать костями людей! – повысила голос Вероника.
– Почему торговать?.. – ответил ей Николай Прокопьевич.
Он, конечно, понимал, чем возмущена его дочь, но деньги были на самом деле большие. На этот раз можно было и попридержать совесть.
– Мы заработали благодарность, – улыбнулся Антон, – теперь уже у дружественного нам народа. Просто в деловой обстановке определили размер этой благодарности.
– Что ты несешь? Благодарность. За что благодарность? А ты вспомни того красноармейца, в танке, которого вы с Вениамином выкинули в реку. Вот так просто взяли и выкинули! – не унималась Вероника.
– Какого красноармейца? – насторожился Николай Прокопьевич.
– Того, который погиб в этом танке. Который сражался в этом танке, чтобы вы сейчас свободно могли коньяк жрать.
– Уйми истерику, – Антон встал из-за стола и со злобой посмотрел на Веронику.
– Вы выкинули его, потому что за него никто не заплатит! – с ненавистью воскликнула она.
– Замолчи! Как ты смеешь такое мне говорить! – Антон подошел к ней вплотную и заорал прямо в лицо. – Ты хоть раз поднимала трупы из реки? Ты пыталась удержать набор костей в истлевшей, сгнившей одежде? Успокойся, Колян, – этот красноармеец выскользнул у нас из рук. Согласись, глупо топиться из-за мертвяка. Там на реке омуты. Я, честно, хотел подхватить его... Но не получилось. Что я мог сделать! Бывает.
– Неправда! Я все видела. Я видела, что вы просто взяли и спихнули его в реку, – крикнула в ответ на это девушка, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
– Врешь!
– Я все видела, – Вероника начала захлебываться от нахлынувших слез.
– Ты не могла этого видеть.
– Я остановила «Гольф» и наблюдала за вами из-за деревьев.
– Так ты за нами шпионишь? Слышишь, Колян, твоя дочь – шпионит, – зашипел Антон. – Потом еще ментам будет шестерить...
– Заткнись, мразь... Папа, я ухожу, – крикнула Вероника.
Она стремглав бросилась в свою комнату, схватила сумочку и, вытирая слезы – благо она сегодня почти не пользовалась косметикой, посчитала, что перед строгой баронессой нельзя выглядеть расфуфыренной, – устремилась к выходу.
– Вероника, постой! – взмолился отец. – Постой. Может быть, издалека тебе это показалось...
– Ничего мне не показалось.
– Слышишь, ты, соплячка. Ты живешь в доме, купленном и отремонтированном в основном на мои, заработанные мной, деньги. Хочешь с этим неудачником, почти конченым алкоголиком на улице оказаться? – продолжил тираду Антон.
– Пусть и у тебя, но я работаю – зарабатываю! Сама зарабатываю.
– Нет, дорогая... мне надо, чтобы ты не зарабатывала, а отрабатывала. Все, что вы от меня получили...
– Ненавижу, – Вероника хлопнула входной дверью. Послышался звон оконных стекол.
– Пускай подышит свежим воздухом. На чаевые от баронессы в ночной клуб сходит... Вернется. Никуда не денется. Ей деваться некуда. Это ты, Колян, разбаловал ее. Знаешь что, я мог бы и сам, без вас это дело провернуть. Переводчиков с немецкого, особенно в Калининграде, предостаточно. Только свистни. А она выпендриваться вздумала.
Николая Прокопьевича тоже пробрала обида за «неудачника-алкоголика». Ведь он всегда чувствовал себя ценным работником в антикварном магазине, ощущал свою значимость как профессионала в своей области.
– Хорош, брат, – сказал Антон, – не бери в голову. Я так, сгоряча. Хотел ее на место поставить.
Николай Прокопьевич сидел за столом красный и надутый.
– Давай, Колян, еще по коньячку, – предложил Антон. – Успокоимся. Нам предстоят большие дела. Разлад нам сейчас абсолютно ни к чему.
Антон достал из бара бутылку «Метаксы» и откупорил ее, разлил по стаканам.
– Пей, Колян. За удачу... – сам Антон выпил залпом до дна.
– Не буду... Я не конченый алкоголик... Я такие произведения делаю... Ювелирного искусства, – обиженно заговорил Николай Прокопьевич.
– Да брось ты, Колян. Я про тебя ничего не хотел сказать. Я ее хотел напугать, – пытался оправдаться Антон.
– Ее напугать, кем... Мной? Ее родным отцом? Я – алкоголик, – чуть ли не заплакал Николай Прокопьевич. – Я тебя, когда ты был малышом, на руках носил. В коляске возил. Жопу за тобой подтирал... Отца нашего уже не было, мама постоянно на работе пропадала, так я тебя и в школу, и в спорт твой водил... А ты...
– Ну, брат, извини. Вырвалось. Всюду, понимаешь, алкаши. Я же с алкашами работаю. Постоянно опухшие рожи перед глазами, – он подал руку брату. – Извини. Мы же братья.
Николай Прокопьевич помялся, помялся и пожал ему руку.
– Пей! – сказал Антон.
Николай Прокопьевич с шумом выдохнул воздух и осушил свой стопарик.
Они засиделись за коньячком до позднего вечера. Николай Прокопьевич пустился в воспоминания о былой юности – рассказывал, как нянчил и учил уму-разуму Антона.