Черная стая

Сословская Ольга Игоревна

– - Кто там?
– - по-польски произнес мужской голос, и Войцех судорожно сглотнул.

Отчаянным рывком -- откуда только силы взялись -- он пересек залу, едва не поскользнувшись, и затаился за плотной шторой, закрывавшей высокое закрытое ставнями окно. Из своего укрытия он слышал, как две пары ног вышли из правой двери, прошлись по зале, открыли тяжелую дверь слева. Скрипнула ступенька.

– - Да тихо все, Кастусь, -- недовольно проворчал тот же голос, -- пойдем, жаркое стынет.

– - А водка греется, -- рассмеялся второй, -- ты прав, должно быть от сырости перекосило, вот и скрипит. Пойдем, друже.

Войцех, не смея дышать, медленно

потянул на себя тяжелую высокую дверь. За ней оказалась небольшая комната, судя по мебели, на которую он натыкался в темноте, -- приемная. За ней -- сени, пропитанные густым духом отсыревшей овчины. Шемет на ощупь сдернул с крюка какой-то полушубок, надел, прикрыл, сколько можно было, прижатую локтем саблю, поискал обувь, но, не найдя, решил не мешкать и с гулко бьющимся от нетерпения сердцем потянул на себя входную дверь. Яркий дневной свет, ударивший в глаза, едва не ослепил его, и Войцех со всей возможной быстротой направился через широкий двор к воротам.

Дом, из которого он сбежал, старинный деревянный особнячок, принадлежавший, по-видимому, то ли средней руки купцу или чиновнику, то ли небогатому шляхтичу, ничем не выделялся среди других на узкой улочке, чем-то напомнившей Войцеху петербургские предместья. Несмотря на дневной час, прохожих на улице было мало, и они, хоть и косились на странно одетого мужчину, босиком волочившего ноги по снегу, в чужие дела носа не совали, проходя мимо, и лишь изредка укоризненно качая головой.

"Вильно?
– - засомневался Войцех.
– - Или Ковно? В любом случае, наши, наверное, недалеко".

Летом он попытался бы определить свое местопребывание по одежде прохожих, но кожухи и тулупы здесь не слишком разнились от тех, которые носят небогатые горожане в любом другом городе. Разве что шапки...

Размышлять было сложно. В глазах темнело, заледеневшие ноги подкашивались. Войцех прислонился к забору одного из домов, пытаясь отдохнуть. Но силы таяли, и он начал сползать вниз, в пушистый свежевыпавший снег.

– - Пану нужна помощь?
– - заботливый мужской голос звучал уже на грани забытья.

– - Чертовски нужна, -- шепнул Войцех и провалился в темноту.

Записка

– - Вот такие боги мне нравятся!
– - Войцех отложил книгу и подмигнул сидящему напротив молодому серьезному мужчине с печальным умным взглядом, светлыми усами и пушистой бородкой, -- если в кого и верить, то в них.

– - И в чем же, по-твоему, их преимущество?
– - мужчина склонил голову, всем видом выражая внимание к собеседнику.
– - В доступности или в нетребовательности к нравственным нормам?

– - С ними можно договориться, -- рассмеялся Войцех, -- в этом ты прав, Иоахим. Но, главное, с ними можно сразиться. И даже победить. Вот уж, поистине, бессмертная слава.

Он взял в руки книгу, дешевое издание "Эдды" в коленкоровом переплете, нежно погладил тонкими пальцами, снова положил на стол.

– - Подумать только! В другое время эта книга сделала бы тебя богачом, Лелевель.

– - Не преувеличивай, -- пожал плечами Иоахим, -- это всего лишь перевод с комментариями. Даже не с древнеисландского, а с французского и немецкого переводов. Компиляция, не более того. Но я рад, что тебе нравится. Ужинать хочешь?

– - Конечно, -- поспешно ответил Войцех и тут же залился стыдливым румянцем.

Его новый знакомый, хотя и жил в собственном каменном доме в Старом Городе, был небогат,

а обуявший выздоравливающего Шемета волчий аппетит весьма заметно сказывался на количестве поглощаемой за обедом пищи. Впрочем, сам гостеприимный хозяин ни разу не дал ему понять, что это хоть сколько-нибудь обременительно.

За неделю, прошедшую со дня побега, Войцех многое успел передумать. И даже обсудить с новым знакомым, которого в мыслях все чаще назвал другом. Первым удивившим Шемета открытием стало его местопребывание. Зачем таинственные похитители привезли его в столицу Варшавского герцогства, он ума приложить не мог. Еще больше беспокоили Войцеха мысли о мистическом исцелении. Но, в конце концов, он пришел к выводу, что не все, не поддающееся рациональным объяснениям, иррационально. В магию и колдовство Шемет не верил, но в том, что не признаваемые наукой методы могут приносить реальные плоды, убедился еще в детстве, когда старая Янка пришепетыванием и наговорами вылечила ему бородавки, вылезшие после возни с пойманной в пруду жабой.

На него воздействовали не молитвой и заклинаниями, и, хотя ничего из известных Войцеху врачебных метод не походило на это ужасающее лечение, результат себя оправдал. Задавать вопросы было все равно некому, и Шемет решил принять это, как необъяснимый, но вполне естественный факт.

Гораздо больше его беспокоила причина, по которой за ним следили, а потом и похитили, пусть даже с благородной целью спасти ему жизнь. Голос того, кто просил за него, произнес слово "Ученик". В голове Войцеха оно связывалось с тайными масонскими ложами, еще более тайными и древними герметическими орденами, о которых он знал совсем уж мало, и прочими средневековыми историями. Все это попахивало шарлатанством и мистикой, но и политическими заговорами тоже. В последних Шемет решительно участвовать не хотел и потому с обреченным вздохом отказался от надежды выяснить, в чем дело. Главное было в том, что он обрел свободу, и терять ее более не намеревался.

Теперь, когда ему больше не угрожала опасность быть против воли втянутым в какие-то темные дела, Войцех вполне чувствовал благодарность к неизвестным спасителям. И не только за то, что был цел и невредим. Если бы не похищение, не оказаться бы ему в Варшаве, не познакомиться бы с Лелевелем. Сызмальства окруженный просвещенными и образованными людьми, блистающими умом и талантами, Шемет с первого же серьезного разговора понял, как ему повезло. Молодой ученый, серьезный и скромный, по первому впечатлению не интересующийся ничем, кроме своих древних манускриптов, не раз поражал Войцеха неожиданностью высказываний, трезвостью взглядов, неоспоримой логичностью рассуждений. Общение с ним давало возможность задуматься над вопросами, которые давно беспокоили Шемета, принять решения на будущее, сделать еще один шаг по пути свободы. И первым таким шагом стало само определение свободы, возникшее в одной из долгих дружеских бесед.

– - Стало быть, свобода -- это главное для тебя?
– - спросил тогда Лелевель.
– - Делай, что хочешь, вот и весь закон? А как же долг, обязательства? Это что же, неволя?

– - Тот, кто делает только то, что хочет, -- парировал Войцех, -- зачастую раб своих желаний. Иногда свобода в том, чтобы не делать того, что хочешь, во имя чего-то большего. Или делать то, чего не хочешь. Но с одним условием.

– - С каким же?
– - с усмешкой спросил Иоахим. Он словно знал ответ, но хотел, чтобы Войцех нашел его сам.