Черная стрела (др. изд.)

Стивенсон Роберт Льюис

Кто-то из них был ранен, все поголовно были недовольны неудачным и затянувшимся странствием. И хоть сейчас эти люди, слишком измотанные, замерзшие и измученные голодом, не решались на что-то большее, они ворчали и бросали яростные взгляды на своих командиров. Дик роздал им все деньги, какие у него были, не оставив себе ни гроша, и поблагодарил их за проявленную храбрость, хотя на самом деле ему больше хотелось наказать их за трусость. Задобрив их хоть таким образом, он отпустил их, предоставив самим решать, куда держать путь, в Шорби или в «Козла и волынку».

Сам же Дик, памятуя о том, что он видел на борту «Доброй Надежды»,

решил идти с Лоулэссом. Снег продолжал валить безостановочно с прежней силой, как будто на землю опустилось какое-то сплошное снежное облако. Ветер постепенно стих. И казалось, что накрывшее весь мир белоснежное одеяло поглотило все звуки. В этих холмах можно было запросто заблудиться и замерзнуть насмерть, и Лоулэсс, вытянув шею, как идущая по следу охотничья собака, осматривал каждое попавшееся им на пути дерево и прокладывал путь так внимательно, будто вел корабль меж бушующих волн.

Углубившись в лес примерно на милю, они вышли к месту, где под сенью огромных вековых дубов пересекалось несколько дорог. Даже сквозь пелену снегопада это место невозможно было не узнать, и Лоулэсс был явно рад, что нашел его.

– Мастер Ричард, – весело воскликнул он, – если гордость не помешает вам воспользоваться гостеприимством человека, который не джентльмен и даже не добрый христианин, я могу угостить вас чаркой вина и предложить согреть косточки у славного огонька.

– Веди, Уилл, – ответил Дик. – Чарка вина, огонь! Эх, я бы за это сейчас все отдал!

Лоулэсс повернул на одну из дорог под голыми дубовыми ветками и уверенно зашагал вперед. Вскоре они вышли к небольшому провалу в склоне холма, который был на четверть засыпан снегом. Здесь старый бродяга, раздвинув кусты, скрылся под землей.

Прямо над входом в него, выпирая из земли корнями, нависал большой бук. Когда-то могучая буря вывернула из земли дерево так, что корни его поднялись, потянув за собой огромный кусок земли. Под ним и вырыл Лоулэсс свое лесное убежище. Корни заменили ему стропила, из дерна он соорудил крышу, а стенами и полом служила здесь матушка-земля. Хоть это было и неказистое обиталище, наличие почерневшего от огня очага в одном углу и большого дубового, окованного железом сундука в другом указывало на то, что это не берлога какого-то лесного зверя, а землянка, приготовленная для человека.

Несмотря на то что ветер заметал снег в эту земляную пещерку и рассеивал его по песчаному полу, здесь было гораздо теплее, чем снаружи, и, когда Лоулэсс высек из огнива искру и сухие сучья дрока запылали и стали потрескивать, землянка приобрела уютный и даже какой-то домашний вид.

Со вздохом полного удовлетворения Лоулэсс протянул к огню руки и втянул носом дым.

– Вот она, – сказал он, – кроличья нора старика Лоулэсса. Молю Небеса, чтобы ни одна охотничья собака сюда не попала. Поносило меня по свету с тех пор, как первый раз я удрал из аббатства, прихватив золотую цепь ризничего и Писание, которое потом продал за четыре марки. Я повидал Англию и Францию, побывал в Бургундии и Испании, ходил с пилигримами спасать свою несчастную душу, бывал в море, где человеку быть не положено. Но здесь мне лучше всего, мастер Шелтон. Вот моя родная земля, вот эта берлога. Хоть в дождь, хоть в ветер… Будь то апрель, когда птички поют и вокруг цветы распускаются, или зимой, когда я сижу один на один с огнем, своим приятелем закадычным, а в лесу чирикает красногрудая малиновка, –

здесь моя церковь и мой рынок, моя жена и мое дитя. Это то место, куда я возвращаюсь, и здесь, будь на то воля Божья, я хочу умереть.

– Уютный здесь уголок, спорить не стану, – согласился Дик. – Тут тепло, и со стороны его сразу не заметишь.

– Он и должен быть незаметным, – сказал Лоулэсс, – потому что, если они найдут его, мастер Шелтон, это разобьет мое сердце. Но погодите, это еще не все, – он запустил пальцы в песок на полу. – Здесь у меня винный погребок. Сейчас я угощу вас превосходным крепким элем.

И действительно, немного порывшись в земле, он выкопал большую кожаную бутыль вместимостью в галлон, почти на три четверти заполненную душистым крепким элем. После того как они выпили за здоровье друг друга, в костер были подброшены сучья и пламя заиграло с новой силой, путешественники растянулись на полу и, исходя паром, стали блаженно греться.

– Мастер Шелтон, – обратился к нему бродяга. – Вы в последнее время дважды пытались вызволить девушку и оба раза неудачно, я правильно понимаю?

– Да! – кивнул Дик.

– Так вот, – продолжил Лоулэсс. – Послушайте старого дурака, который побывал всюду и повидал всякого. Вы слишком много помогаете другим, мастер Дик. Вот вы служите Эллису, но он все больше думает о том, как бы побыстрее отправить на тот свет сэра Дэниэла. Вы встречаете лорда Фоксхэма, да спасут его святые угодники… Ну у этого хотя бы добрые намерения. Но займитесь когда-нибудь и своими делами, добрый Дик. Идите прямиком к ней. Добивайтесь ее, чтобы она вас не забыла. Будьте готовы, а потом, когда подвернется случай, в седло ее – и только вас и видели.

– Но сэр Дэниэл наверняка теперь забрал ее в свой дом, – с сомнением в голосе произнес Дик.

– Значит, туда направимся и мы.

Дик удивленно уставился на товарища.

– Нет, я не шучу, – промолвил тот. – Не верите? Тогда взгляните сюда.

И бродяга, сняв с шеи ключ, отпер дубовый сундук. Порывшись в его содержимом, он достал сначала монашескую рясу, моток веревки, потом большие деревянные четки, настолько тяжелые, что их можно было использовать как оружие.

– Это вам, – сказал он. – Переодевайтесь!

После того как Дик обрядился в церковное одеяния, Лоулэсс достал какие-то краски и карандаш и принялся умело гримировать его лицо. Брови он сделал гуще и длиннее, с усами, которые только начинали пробиваться, поступил так же, а пририсовав к глазам несколько линий, изменил лицо, слегка увеличив возраст молодого монаха.

– Ну вот, – произнес он, удовлетворенно рассматривая свою работу. – Сейчас я сотворю с собой то же самое, и из нас выйдет превосходная парочка монахов. После этого мы можем смело отправляться к сэру Дэниэлу и во имя любви к матери-церкви пользоваться его гостеприимством.

– Как же мне отблагодарить тебя, славный Лоулэсс? – воскликнул юноша.

– Ну-ну, будет, брат мой, – ответил бродяга. – Мне просто по душе заниматься этим. Вы не обо мне думайте, я, клянусь Небом, и сам о себе могу подумать. Ну а если это не получается, у меня длинный язык и голос, точно колокол монастырский. Когда мне что-нибудь нужно, я прошу, а когда просьба не помогает – беру сам.

Старый бродяга скорчил смешную рожицу, и, хоть Дику была неприятна подобная фамильярность со стороны столь неоднозначной личности, он не смог сдержать улыбку.