Черная стрела (Пер Репина)

Стивенсон Роберт Луис

— Сударыня, — сказал Дик, освобождая ее, — приношу тысячу извинений, но у меня нет глаз сзади и, клянусь мессой, я не знал, что вы девушка.

Молодая девушка продолжала смотреть на него, и ужас постепенно сменился удивлением, удивление — подозрением. Дик, который легко читал смену впечатлений на ее лице, стал опасаться за свою безопасность в этом враждебном ему доме.

— Прекрасная девушка, — сказал он с притворной развязностью, — позвольте мне поцеловать вашу руку в знак того, что вы прощаете мне мою грубость, и я уйду.

— Странный вы монах, молодой сэр, — ответила молодая девушка, смотря ему в лицо смелым

и вместе с тем проницательным взглядом, — теперь, когда мое удивление несколько улеглось, я вижу светского человека в каждом вашем слове. Что вы здесь делаете? Зачем вы одеты так кощунственно? Пришли вы с враждой или с миром? И почему вы выслеживаете леди Брэклей, словно вор?

— Сударыня, — сказал Дик, — прошу вас быть совершенно уверенной только в одном — я не вор. А если я и пришел сюда с воинственными целями, что верно до известной степени, то я не воюю с прекрасными девушками и молю их последовать в этом отношении моему примеру и оставить меня в покое. Если же вы крикнете, прекрасная миссис, — если вам это угодно, — если вы крикните хоть раз и расскажете то, что видели, — бедный джентльмен, стоящий перед вами, должен умереть. Не думаю, чтобы вы могли быть настолько жестокой, — прибавил Дик и, нежно взяв руку девушки обеими руками, посмотрел на нее взором, полным вежливого восхищения.

— Так вы шпион-йорксист? — спросила девушка.

— Сударыня, — ответил он, — я действительно йорксист и, в некотором роде, шпион. Но то, что привело меня в этот дом, то, что возбудит в вашем добром сердце сожаление и интерес ко мне, не имеет отношения ни к Иорку, ни к Ланкастеру. Я отдаю в ваши руки всю мою жизнь. Я — любящий человек, и мое имя…

Тут молодая девушка вдруг зажала Дику рот рукой. Поспешно оглянулась вверх и вниз, на восток и на запад, и видя, что путь свободен, потащила молодого человека с большой силой и пылкостью вверх на лестницу.

— Тс! — сказала она. — Иди. Будешь разговаривать потом.

Дик, несколько удивленный, допустил, чтобы его втащили наверх, поспешно провели по какому-то коридору и внезапно втолкнули в комнату, освещенную, как и многие из тех, которые он видел, ярко пылающими дровами в очаге.

— Ну, — сказала молодая девушка, толкнув Дика на стул, — сидите и ожидайте моей высочайшей воли. Я имею над вами право жизни и смерти и не задумаюсь воспользоваться моей властью. Смотрите, берегитесь вы страшно изувечили мне руку. Он не знал, что я девушка, сказал он! Знай он, что я девушка, он наверное взялся бы за пояс!

И с этими словами она поспешно вышла из комнаты оставив Дика, пораженного изумлением. Он не знал видит ли он все это во сне или наяву.

— Взялся бы за пояс! — повторял он. — Взялся бы за пояс! — И воспоминание о вечере в лесу воскресло в его памяти, и он снова увидел извивающуюся фигуру Мэтчема и его молящие о пощаде глаза.

Тут он вспомнил об угрожавших ему опасностях. В соседней комнате он услышал шум: как будто двигался человек; затем странно близко раздался вздох; потом послышался шорох женской одежды и звук шагов. Дик стоял, прислушиваясь; вдруг раздался стук отворяемой двери, драпировка раздвинулась и Джоанна Седлей с лампой в руке вошла в комнату.

Она была одета в платье из дорогой материи темного цвета, как и следовало в зимнее, снежное время. Волосы на голове у нее были собраны, напоминая корону. Она казавшаяся такой маленькой и неловкой

в одежде Мэтчема, теперь была высока как молодая ива, и плыла по полу, словно презирая необходимость ходить.

Она не вздрогнула, не смутилась, подняла лампу и взглянула на молодого монаха.

— Что делаете вы здесь, добрый брат? — спросила она. — Вас, наверно, направили не туда, куда следует. Кого вам нужно? — И она поставила лампу на подставку

— Джоанна, — только и сказал Дик, голос изменил ему. — Джоанна, — снова начал он, — ты говорила, что любишь меня, и я, безумец, поверил этому!

— Дик! — вскрикнула она. — Дик!

И к великому удивлению юноши прекрасная молодая леди сделала только один шаг, охватила его шею руками и осыпала его поцелуями.

— О, глупый малый! — кричала она. — О, милый Дик! Если бы ты мог видеть себя! Увы, — прибавила она, остановившись, — я испортила тебя, Дик! Я стерла с тебя краску. Но это можно поправить. Вот чего нельзя поправить, Дик, — я очень боюсь, что нельзя поправить, — это моего замужества с лордом Шорби.

— Значит, это решено? — спросил Дик.

— Завтра до полудня назначена моя свадьба, Дик, в церкви аббатства, — ответила она. — Джон Мэтчем и Джоанна Седлей — оба придут к очень печальному концу. От слез нет никакой пользы, не то я могла бы выплакать глаза. Я неустанно молилась, но Небо не обращает внимания на мои мольбы. И дорогой Дик, добрый Дик, если ты не можешь увести меня из этого дома до утра, то мы должны поцеловаться и проститься.

— Ну нет, — сказал Дик, — я никогда не скажу этого слова. Это похоже на отчаяние, а пока есть жизнь, Джоанна, есть и надежда. И я буду надеяться. Да, клянусь мессой и нашим будущим торжеством! Видишь, когда ты была для меня только именем, разве я не пошел за тобой, не собрал удалых людей, не поставил на карту свою жизнь? А теперь, когда я увидел тебя — прекраснейшую, благороднейшую девушку во всей Англии, — неужели ты думаешь, что я покину тебя? Если бы здесь было глубокое море, я прошел бы по нему, если бы путь был полон львов, я разогнал бы их как мышей.

— Ах, — сухо проговорила она, — ты подымаешь много шума из-за голубого платья!

— Нет, Джоанна, — возразил Дик, — дело не в одном платье. Ты была переодета, дорогая. Вот теперь переодет, ну разве не правда, что у меня смешной, прямо дурацкий, вид?

— Да, правда, Дик, — улыбаясь ответила Джоанна.

— Ну вот видишь! — торжествуя проговорил Дик. — То же было и с тобой в лесу, бедный Мэтчем. По правде сказать, на тебя смешно было смотреть. А теперь!

Так болтали они, держа друг друга за руки, обмениваясь улыбками и нежными взглядами и обращая минуты в секунды; они могли бы продолжать так всю ночь. Но вдруг они услышали какой-то шум сзади себя и увидели маленькую молодую леди, приложившую палец к губам.

— Святые угодники! — вскрикнула она. — Какой вы поднимаете шум! Не можете вы говорить посдержаннее? Ну, Джоанна, моя прекрасная лесная девушка, что ты дашь своей подруге за то, что она привела твоего милого?

Вместо ответа Джоанна подбежала к ней, горячо обняла и поцеловала ее.

— А вы, сэр, — прибавила молодая девушка, — что вы дадите мне?

— Сударыня, — сказал Дик, — я охотно заплатил бы вам той же монетой.

— Ну, подходите, позволяю вам, — сказала девушка.

Но Дик, покраснев как пион, поцеловал ей только руку.