Черная стрела (Пер Репина)
Шрифт:
Когда он закончил свое дело, юноша оказался простым тюком в его руках, беспомощным как мертвец. Шкипер отодвинул его на расстояние руки и громко расхохотался; потом он дал ему оглушительную пощечину, перевернул его и принялся яростно колотить. Гнев поднялся в душе Дика, словно буря; гнев душил его, и он думал, что умирает, но когда моряку надоела эта жестокая игра и он, бросив его во весь рост на песок, повернулся к товарищам и стал советоваться с ними, Дик сейчас же собрался с силами и овладел собой. Наступила минутная передышка, прежде чем его снова начнут мучить, он, может
И действительно, пока Арбластер с товарищами рассуждали о том, что сделать с ним, он собрался с мужеством и, обратясь к ним, заговорил довольно твердым голосом.
— Господа, — начал он, — что вы, совсем с ума сошли? Небо дает вам в руки такой случай разбогатеть, какой редко выпадает на долю моряков. Вы можете совершить тридцать плаваний и не найти такого случая, а вы, — клянусь мессой! — что вы делаете? Бьете меня? Так ведь это делает каждый ребенок, когда рассердится. Мне кажется, что для разумных моряков, не боящихся ни огня, ни воды и любящих золото, как мясо, вы не умны.
— Ну да, — сказал Том, — как тебя связали, так тебе и захотелось одурачить нас.
— Одурачить вас! — повторил Дик. — Если вы глупы, то это легко сделать. Но если вы, как я полагаю, умные малые, то можете ясно видеть, где ваши интересы. Когда я взял ваше судно, нас было много, мы были хорошо одеты и вооружены, теперь подумайте, кто собрал этот отряд? Бесспорно, человек, наживший много золота. А если он, уже будучи богатым, продолжает искать большего, не обращая даже внимания на бури, подумайте хорошенько, не спрятано ли у него где-нибудь какое-либо сокровище?
— Что он хочет сказать? — спросил один из окружавших Дика.
— Ну, если вы потеряли старую лодку и несколько кружек вина, кислого как уксус, — продолжал Дик, — забудьте о них, как о дряни, какой они и были в действительности, и присоединитесь к предприятию, достойному этого имени, которое через двенадцать часов или возвысит вас, или погубит навеки. Но возьмите меня отсюда, пойдемте куда-нибудь недалеко и потолкуем над фляжкой, потому что мне больно и я замерз, а рот мой наполовину забит снегом.
— Он хочет одурачить нас, — презрительно сказал Том.
— Одурачить! Одурачить! — крикнул третий. — Хотел бы я видеть человека, который мог бы одурачить меня! Вот он уже, действительно, был бы мастером в этом деле! Я ведь не вчера родился. Я могу видеть церковь, когда на ней есть колокольня, и по-моему, кум Арбластер, в словах этого молодого человека есть некоторый смысл. Не пойти ли нам выслушать его? Скажите, не выслушать ли нам его?
— Я с радостью поглядел бы на кружку хорошего эля, мастер Пиррет, — ответил Арбластер. — Что ты скажешь, Том? Но сумка-то у меня пуста.
— Я заплачу, — сказал Пиррет, — я заплачу, я очень бы хотел хорошенько узнать, в чем дело, по совести говоря, я верю, что тут пахнет золотом.
— Ну, если вы опять приметесь пьянствовать, все потеряно! — сказал Том.
— Кум Арбластер, вы даете слишком много воли своему слуге, — заметил мастер Пиррет. — Неужели вы допустите, чтобы вами управлял наемный слуга? Фи, фи!
— Замолчи, малый, — сказал
— Ну, так идите своим путем, — сказал Том. — Я умываю руки в этом деле!
— Так поставьте его на ноги, — сказал мастер Пиррет. — Я знаю укромное местечко, где мы можем выпить и поговорить.
— Если я должен идти, друзья мои, вы должны освободить мне ноги, — сказал Дик, когда его поставили, словно столб.
— Он говорит правду, — со смехом сказал Пиррет. — Действительно, он не может идти в таком виде. Разрежьте веревку, вынимай нож, кум, и разрежь веревку.
Даже Арбластер задумался над этим предложением. Но товарищ его настаивал, а у Дика хватило воли на то, чтобы сохранить совершенно равнодушное, деревянное выражение лица, и он только пожимал плечами, как бы удивляясь их нерешительности. Шкипер наконец согласился и разрезал веревки, связывавшие ноги пленника. Это не только дало Дику возможность идти, но и ослабило всю сеть веревок так, что он почувствовал, что рука его, привязанная к спине, начала свободнее двигаться. Он надеялся, что, сделав усилие, ему удастся со временем освободить ее. Так многим он был уже обязан глупости и алчности мастера Пиррета.
Этот достойный человек принял предводительство и привел их к той самой простой питейной харчевне, к которой Лаулесс привел Арбластера в тот бурный день. Теперь она была совершенно пуста, раскаленные угли в камине испускали приятную теплоту. Когда пришедшие выбрали себе места и хозяин поставил перед ними порцию пряного эля, Пиррет и Арбластер вытянули ноги и положили локти на стол, как люди, готовящиеся провести приятный часок.
Стол, за которым они сидели, как и все другие в этом доме, состоял из тяжелой четырехугольной доски, положенной на две бочки; каждый из четырех людей этой странной компании сидел на углу доски, Пиррет напротив Арбластера, Дик против матроса.
— А теперь, молодой человек, — сказал Пиррет, — начинайте ваш рассказ. Вы, по-видимому, несколько обидели нашего кума Арбластера, но что из этого? Вознаградите его — дайте ему случай разбогатеть, и ручаюсь, что он простит вас.
До сих пор Дик говорил наудачу; теперь, под надзором шести глаз, ему приходилось выдумать и рассказать какую-нибудь необыкновенную историю и, если возможно, получить обратно важное для него кольцо. Прежде всего, надо было тянуть время. Чем дольше он пробудет, тем больше напьются товарищи и тем вернее будет возможность побега.
Дик не обладал талантом выдумки, и то, что он рассказал, было пересказом истории Али-Бабы, причем Шорби и Тонсталльский лес занимали место востока, а ценность клада в пещере была скорее увеличена, чем уменьшена. Как известно читателю, история эта превосходная, но в ней есть один недостаток — она неправдоподобная; простодушные моряки слышали ее в первый раз, и потому глаза у них вылезли из орбит, а рты они разевали, как треска во время ловли.
Вскоре приятели потребовали другую порцию эля, а пока Дик ловко растягивал рассказ, и третья порция последовала за второй.