Черная свеча
Шрифт:
— Лошков Игнат Дмитриевич! Номер 452-й!
— Их предупредили, — шепнул Дьяку Трумэн.
— Не слепой — вижу. Лучше скажи — кто?!
— Откуда мне знать, Никанор Евстафьевич?
— Тогда помалкивай. Где Вэн?
— Мента замочу я, — не меняя выражения лица, проскрипел Жорка-Звезда. — Негодяя надо убить!
Дьяк медленно покачал головой:
— Видал, какие рыси? Найди Вэна.
— Ты меня знаешь, Никанор…
— Мне нужен Вэн! — Дьяк был твёрд и собран, будто сам намеревался привести приговор в исполнение.
— Джиоев
Напряжение возрастало. По цепи, к надёжным людям, передавались ножи, карты, деньги, ханка (наркотики), ксивы. Упорова кто-то осторожно подвинул влево, протёк мимо него с удивительной пластикой ночного хищника, не причинив беспокойства телу, но оставив ощущение тайной готовности. Мышцы на спине человека вяло переливались под свитером, как разомлевшие на солнце змеи, и руки висели, обессиленные полной свободой. Вадим не видел лица человека, но почти не сомневался — оно было спокойно. Скрытая стихия взрыва была надёжно укрыта надмирностью покорённых страстей.
И всё-таки… убийца. Для опознания не потребовалось даже раздвоенности: факт установила душа. Потом он повернулся в профиль.
Это был китаец с заметной примесью белого человека. То обстоятельство, что перед ним стоял полукровок, вдруг разбудило в Упорове ощущение раздвоенности крови. Сам того не желая, он вдруг разделился, как будто по его венам заструились две самостоятельные крови, касаясь друг дружку мокрыми боками, обтекая и сглаживая внутреннее раздражение с заботливой предупредительностью.
«Раз они ещё не задушились от противоречий, значит дело не в них, — подумал он. — Но чья же кровь ведёт китайца? Тьфу ты! Сам сказал — дело не в крови! Должно быть, существует вирус, которым люди заражают друг друга для злых целей. Или свеча? От Бога не родится злое. Нами правит Сатана! Им, тобой, Россией…»
— Что ты дрожишь? — спросил Верзилов.
— Простыл…
Обыск шёл быстро и чётко. С каждым выкриком Подлипова угрюмый строй становился полнее. Дьяк повернулся к Вэну, тот вежливо опустил голову. Старый волк вздохнул, прощаясь. Возможно, он сожалел об им же задуманном, только приговор не подлежал обжалованию. Китаец был остриём приговора…
— Седов Егор Исаевич!
Седой сунул нож в чью-то раскрытую ладонь, пошёл с опущенной головой между рядами зэков на обыск к старшине Сивцову. Подошёл и стал между ним и Подлиповым так, что Сивцову пришлось сделать к нему лишний шаг.
— Лямин Сергей Тимофеевич!
Лялька повторил тот же манёвр, и опять на это не обратили внимания.
— Ван Дучен!
Жорка сказал:
— Прощай, Вэн!
Тот не ответил и вышел из строя семенящей походкой, сохраняя на бледном лице доброжелательную полуулыбку.
— Руки за голову, ходя! — скомандовал Сивцов.
Зэк послушно вскинул руки. Ладони его почти коснулись ровного затылка, но, оказавшись
— И-й-а!
Дикий крик собрал все взгляды на плацу. Очумевший охранник заворожённо проводил глазами исчезнувший в животе Подлипова нож.
— И-й-а!
Нож появился весь в крови, снова окунулся в живот Подлипову чуть выше ремня. Тогда вологодский очнулся, нажал на спуск автомата.
Очередь прошила косой строчкой спину Вэна. Ойкнул и сел на колени поймавший шальную пулю старый вор по кличке Костяной. Вэн упал плашмя, так и не разжав ладони, сжимавшей плоский сапожный нож.
— Конвой! — сохраняя спокойствие, распорядился Оскоцкий. — Открывать огонь при малейшем неповиновении. Эти мерзавцы другого не заслуживают!
Колонны стояли в немом напряжении. Только раненый шальной пулей зэк крутился по земле со сдержанным стоном.
Полковник Губарь прошёл сквозь строй автоматчиков, наклонился и приложил два пальца к виску Подлипова.
— Унести! Он мёртв…
Поднял с земли картонную папку со списками, вынул из кармана авторучку с золотым пером, что-то старательно зачеркнул, расписался.
Упорову показалось — полковник взглянул в его сторону. Но это был мимолётный, скорее всего, случайный взгляд расстроенного человека. Папка тут же оказалась в руках дежурного капитана со слезящимися глазами и коротким, будто срезанным нечаянным взмахом бритвы, носом.
— Скворцов Иван Иванович! — выкрикнул бодрым голосом капитан.
Согнутый радикулитом московский карманник выходит из строя, безуспешно пытаясь прислонить руку к затылку. Наконец говорит с одышкой:
— Не могу, гражданин начальник. Грабка не поднимается.
Он уже обыскан, и Сивцов, огорчённый неудачей, кричит:
— Пошёл на место!
Тихо, безучастно, перекошенный на правый бок, зэк проходит мимо читающего список капитана.
— И — я! — раздаётся из строя чей-то истошный крик.
Капитан шарахается в сторону от зэка, и хохот сотрясает наладившуюся было после убийства Подлипова тишину осеннего дня.
Испугавшийся капитан Скворцов поднял обронённые листки, покрутив у виска гибким пальцем, произнёс с укоризной:
— Стыдно, граждане бандиты!
Упоров никак не обозначил своего отношения к событию, успев под шумок оглянуться на ближайшее окружение. Оно поменялось. Но он угадывал — тот, кому поручена его жизнь, стоит за спиной. Воры знают, с кем имеют дело, а потому будут действовать наверняка. Он снял шапку, вытер подкладкой лицо, выронил шапку на землю. Приём был прост. Зато наклонившись, чтобы поднять шапку, Вадим увидел за спиной татарина из третьего барака, который стоял, отступив на нужную дистанцию и пряча ладонь в засаленный рукав вельветки.