Черная Топь
Шрифт:
Сергей мчался по улице, изо всех сил работая педалями. Левой рукой он держал руль, а правой стрелял по тем, кто пытался преградить ему дорогу. Не все выстрелы вышли столь же меткими, как первый, но, похоже, должный эффект они производили. Однако настал, разумеется, момент, когда обойма опустела.
Сергей был уже на окраине, но еще не за пределами Игнатьева. И какие-то еле различимые во тьме фигуры выступили на дорогу, преграждая ему путь.
Мозг Сергея работал еще быстрее, чем его ноги. Он сунул руку в сумку и выхватил бутылку с водой.
— Коктейль Молотова! — заорал он. — Сожгу на хер!
Бутылка полетела вперед и успешно разбилась о чью-то голову. Остальные шарахнулись в сторону; кто бы они ни были — люди
Слева из темноты выступил прямоугольник знака. Сергей не видел букв, но и без того прекрасно знал, что слово «ИГНАТЬЕВ» зачеркнуто на нем жирной красной чертой.
Однако расслабляться было рано. Сзади — правда, достаточно далеко
— слышался стук копыт.
Дорога мало подходила для скоростной езды на велосипеде — несколько раз Сергея так подбрасывало на ухабах, что он едва удерживался в седле. Тем не менее, пока что, судя по звуку, расстояние между ним и преследователями не сокращалось. Видели ли они его на таком расстоянии? Коржухин надеялся, что нет. Сам он боялся оборачиваться на полной скорости, да и мало что разглядел бы в темноте.
Справа показался мертвый грузовик. Памятник участникам заговора, последний из которых пал сегодня ночью… Стало быть, это было не пятнадцать, а двадцать лет назад. Ну да какая разница…
В этот момент велосипед тряхнуло на очередной колдобине, Сергей, выписав зигзаг рулем, сумел-таки удержать равновесие, но в тот же миг что-то лязгнуло и брякнуло об асфальт, и педали закрутились подозрительно легко.
«Цепь! — понял Сергей. — Цепь соскочила! Проклятая старая рухлядь!»
Он затормозил и соскочил с велосипеда. К счастью, короткая летняя ночь была уже на исходе, и мрак стал не таким непроглядным — так что ему удалось увидеть валяющуюся на асфальте цепь. Подхватив ее и взяв за рулевую стойку велосипед, Коржухин нырнул в лес справа от дороги.
К тому времени, как преследователи достигли грузовика, он успел отбежать не слишком далеко (тем паче что бежать приходилось с велосипедом). Судя по звуку, всадники остановились у машины. Сердце Сергея ушло в пятки; он простерся на земле, вжимаясь в сырой мох. Но, очевидно, его все-таки не видели: игнатьевцы лишь проверили, не прячется ли он в кабине или в кузове, и поскакали дальше.
Сергей поднес к глазам кулак с намотанной цепью и только тут понял, что дело обстоит намного хуже, чем он полагал. Цепь не просто соскочила — она порвалась. Он опять разразился мысленными ругательствами по адресу старого велосипеда; однако, проведя пальцем по краю разорвавшегося звена и внимательно рассмотрев его, насколько позволяли предрассветные сумерки, Сергей понял, что велосипед тут не виноват. Цепь повредило пулей — видимо, той самой, которая пробила ему штанину. Хорошо еще, что цепь продержалась так долго…
Он бросил бесполезный уже велосипед (сунув в карман цепь — какое-никакое, а оружие) и зашагал дальше в лес. Ему пришла в голову мысль, что у брода его может ждать засада, так что он продолжал идти на север, перпендикулярно дороге. Лишь пройдя по тайге несколько километров, он вспомнил, что забыл отвязать от велосипеда сумку с едой, но уже не решился вернуться…
Двумя неделями позже где-то на необъятных просторах сибирской тайги шестеро молодых людей — четыре парня и две девушки — сидели на поляне вокруг костра. Несмотря на молодость, они не были обычными городскими ребятами, ищущими экзотики и романтики в лесу сразу же за чертой города; нет, то были опытные туристы, которые знали, что делали, когда забирались в таежную глушь, за сотни километров от цивилизации. Вечерело. Путешественники отдыхали после очередного дневного перехода; одна из девушек — сегодня была ее очередь — варила ужин, старший группы (его звали Миша, и он действительно был старше других)
Он появился именно вдруг, внезапно и бесшумно выйдя из-за деревьев — но не внезапность была причиной того, что девушка, поднявшая глаза от котелка, испуганно вскрикнула, а Миша, отложив гитару, придвинулся на всякий случай к лежавшему неподалеку ружью. Вид неизвестного действительно внушал оторопь. Ему было, наверное, лет пятьдесят, он был совершенно сед и страшно изможден. Лицо его, неестественно бледное и в то же время все в красных пятнах от укусов гнуса, казалось какой-то кошмарной маской. Его куртка и брюки были невероятно грязны, и все же можно было различить, что они отнюдь не того фасона, который предпочитают путешествующие или работающие в тайге; человека в таком наряде (только, разумеется, чистом) куда естественней встретить на улицах мегаполиса. Он был бос, или, точнее, на ногах его сохранились заскорузлые от крови и грязи остатки носков. С его правого кулака свешивалась намотанная ржавая велосипедная цепь.
Неизвестный сделал пару шагов к костру, обвел мутным взглядом присутствующих, что-то промычал и упал. Трое ребят сразу же устремились к нему, а Миша, оставив в покое ружье, принялся распаковывать рацию (каковая у группы, конечно, была, ибо в тайге может случиться всякое — и это, похоже, был тот самый случай).
Помимо крайнего истощения, у неизвестного оказался сильный жар. Несмотря на оказанную ему первую помощь, в себя он не приходил. Во внутреннем кармане его куртки обнаружились документы на имя Коржухина Сергея Владимировича, 1972 года рождения, уроженца г. Москвы, с 1996 года проживающего в Омске. Так как неизвестный выглядел намного старше, туристы решили, что документы принадлежали его младшему товарищу или родственнику, вероятно, пропавшему или погибшему в тайге. Помимо паспорта и водительских прав, там была также доверенность и документы на автомобиль «Опель Фронтера». Кроме того, в правом кармане куртки обнаружился скальпель, и как будто со следами крови. Больше у неизвестного не было ничего — ни денег, ни припасов, ни каких-либо записей, ни даже коробка спичек или зажигалки.
Спустя несколько часов он был доставлен вертолетом МЧС в областную больницу. Выяснилось, что у него тиф — видимо, от сырой воды, которую он пил в лесу. Обследование показало, что он много дней ничего не ел — разве что пытался жевать листья и древесную кору. После того, как в больнице его привели в человеческий вид, стало ясно, что, по всей видимости, он все-таки и есть Сергей Коржухин. В Омск был направлен соответствующий запрос.
Жизнь больного висела на волоске, однако медикам удалось его спасти. Впрочем, даже победа над тифом не вернула ясности его сознанию; пациент метался в бреду, мучимый какими-то кошмарами, причем это, по всей видимости, было не столько осложнением после инфекции, сколько следствием перенесенного ранее тяжелого шока. Пациент был выписан из инфекционной больницы и переведен в психиатрическую.
Из Москвы прилетела мать Сергея, но сын не узнавал ее. Он все твердил о какой-то черной топи и о советских мертвецах; один раз, глядя в глаза лечащему врачу, он сказал: «Советские мертвецы — самые живые мертвецы в мире!» и расхохотался. Гораздо чаще, впрочем, он пребывал в очень невеселом настроении и повторял «Они возвращаются! Они идут сюда!» Врач предположил, что под воздействием перенесенных в тайге лишений пациент отождествляет себя с героем ранее просмотренных фильмов ужасов (тем более что, по словам его матери, он любил такие фильмы). Пару раз он упомянул кого-то по фамилии Игнатьев, но слышала это только медсестра, не придавшая этому особого значения.