Черная тропа

Головченко Иван Харитонович

Нетерпеливое желание поскорее разобраться в своих сомнениях заставило полковника Головина вернуться в управление госбезопасности раньше обычного.

— Суд возвратил нам дело об убийстве в селе Веселое на доследование, — сообщил он Клебанову, вызвав его в свой кабинет. — Кажется, мы проявили излишнюю поспешность в своих выводах...

Откинувшись на спинку кресла, Клебанов спокойно закурил папиросу.

— Посудите сами: за два дня до убийства Санько с кулаками набросился на бригадира и угрожал ему расправой! У того же Санько изъято охотничье

ружье, а именно из охотничьего ружья был произведен выстрел. У него найден баббит, из которого изготовлены пули-жеканы. Какие же нужны еще доказательства?

— Однако подсудимый Санько на суде заявил, что в вечер, когда произошло убийство, он находился в соседнем селе...

Клебанов равнодушно усмехнулся.

— Стремясь уйти от наказания, — неохотно молвил он, — преступник всегда ищет какого-нибудь оправдания... В данном случае и оправдания-то были явно несостоятельны. Санько утверждает, что в вечер убийства он находился у своего приятеля, в селе Христовое. А этот приятель, некто Демченко, на следствии показал, что уже с неделю и в глаза его не видал.

— Но жена приятеля, Екатерина Демченко, на суде заявила иное. Она подтвердила, что обвиняемый в тот вечер действительно был в Христовом. Вы опрашивали жену Демченко?

— По моему вызову она вместе с мужем пришла в сельсовет, но сказалась больной, и мне пришлось ее отпустить. Женщина действительно едва на ногах держалась.

— И все время, пока шло следствие, она болела?

Благодушное выражение постепенно начало исчезать с лица Клебанова, тонкие его губы вздрогнули и поджались.

— При вторичном моем приезде в Христовое я разыскал Демченко, — сказал он обиженно, — чтобы поговорить с мужем и женой, так сказать, в интимной обстановке.

— И что же показала женщина?

— Она подтвердила слова мужа. Сначала, правда, пробовала отмолчаться. Уж больно она застенчивая, что ли...

— А чем вы объясняете то обстоятельство, что на суде она изменила свои показания?

— Да это же яснее ясного, — оживился Клебанов. — Сговор с обвиняемым в том, какие показания давать. Что-нибудь пообещал или просто разжалобил... Знаем мы эти штучки! А в суде не разобрались, что и как. Да и зачем им голову ломать, если гораздо проще — возвратить дело на доследование! Но, спрашивается, что доследовать? Совершенно очевидно, что убийца — Санько. Против него все доказательства.

— А если это просто несчастливое стечение обстоятельств? Бывает же так: на первый взгляд все говорит против определенного человека, все нити ведут к нему, но вдруг выясняется мелкое, побочное обстоятельство, и оно опрокидывает все, что раньше казалось непреложным. Учтите и другое: если у кого-то возникло сомнение в правильности вашей версии, значит, в ней есть слабые звенья. Доследование дает нам возможность подкрепить свою точку зрения и более веско ее обосновать или же... — полковник Головин в упор взглянул на Клебанова. — Или же честно признать свою ошибку и начать все сначала.

Клебанов молча кусал

мундштук очередной папиросы. Резким движением руки он погасил спичку и швырнул ее в пепельницу, так и не прикурив. Кожа на его скулах слегка порозовела.

— В правильности своих выводов я глубоко уверен, — упрямо сказал он. — Можете положиться на мой опыт и мое внутреннее чутье. Кажется, я не желторотый юнец, впервые переступивший порог...

— Напрасно вы обижаетесь, товарищ подполковник, — мягко прервал его Головин. — Речь идет не о личном престиже. Наша задача — установить истину. Что же касается внутреннего чутья, к сожалению, к делу его не подошьешь.

Поднявшись с кресла, Головин пригладил пряди посеребренных сединой волос. Лицо его было сосредоточенным и задумчивым.

— Придется проверить все с самого начала, подполковник! — сказал он твердо.

Весна пришла неожиданно рано и наступила сразу. Маленькая речка, протекавшая у села Веселое, за день превратилась в многоводную реку. Она затопила огороды и вплотную подошла к крайним хатам села. Освобожденные от зимних утеплений, весело смотрелись они в широкую водную гладь, поблескивая чисто вымытыми стеклами окон. Навозные кучи у сараев слегка дымились. Возле них азартно греблись куры. Выведенные из хлевов коровы лениво жевали сухую солому. Утки выбирались на сушу и, отряхиваясь, старательно чистили блестящие перышки.

В лесу, подступающем к селу с другой стороны, звонко постукивал дятел. Он словно вторил перезвону молотков, доносившемуся с колхозного двора, — здесь люди ладили сельскохозяйственный инвентарь. У амбаров готовили к посеву зерно.

Из МТС привезли тракторы, и они стояли теперь на сельской площади, готовые выйти в поле.

На высоких пригорках, где уже начала пробиваться трава, затеяла веселую возню детвора. Здесь стоял такой же галдеж, как и у деревьев возле колхозного клуба, на которых грачи мостили гнезда.

Подполковник Клебанов вышел из дверей клуба и досадливо поморщился, оглушенный потоком этих звуков. Они мешали ему сосредоточиться, непрошеным диссонансом врывались в строй его мыслей, в ту цепь логических построений, которая так хорошо, звено к звену, укладывалась в его сознание, пока он сидел в клубе.

Опустив голову, Клебанов прошелся вдоль здания, завернул за угол, отмеривая шаги и ощупывая взглядом каждую неровность почвы. Он так углубился в это занятие, что не заметил, как рядом остановился газик.

— Здравствуйте, подполковник! — окликнул его Головин, выходя из машины.

Клебанов от неожиданности вздрогнул.

— Вы? — удивился он. И тут же, стараясь скрыть охватившее его смущение, поспешно добавил: — Вот хожу и еще раз анализирую обстоятельства преступления.

Головин указал на ступеньки крыльца.

— Я бы тоже хотел освежить их в памяти. Может, присядем здесь на солнышке и вместе обсудим?

— Лучше сядем на те доски, — предложил Клебанов,— чтобы место, откуда стреляли, было в поле нашего зрения.