Чёрная Вдова, или Королева Смерти

АПОЛИЯ

Нельзя сейчас думать об этом.

Нельзя сейчас думать о Нём.

На то есть пустые ночи.

— Мама, все эти лилии вырастила ты?

— Да, милый мой, — девушка утвердительно кивнула и улыбнулась имениннику.

— Спасибо тебе огромное! — мальчик подошел к маме, выйдя из «зарослей» цветов и обнял женщину, — Как мне отблагодарить тебя?

— Никогда не предавай себя…это будет лучшей благодарностью.

— А разве можно предать себя?

— Можно… Вернее, нельзя, но они все равно это делают.

— Кто, они? Люди?

— Не только они. Все,

Эрик, — ответила Нагайна и переключила тему, — Это мой подарок на твое День Рождения, если, конечно, не считать того, что я сегодня начну учить тебя считать, читать и управлять магией.

— Ура, учиться! — воскликнул мальчик, — Тогда мы сейчас пойдем обратно в замок?

— Нет, мы останемся здесь. Присаживайся, — сказала Нагайна, и мальчик сел на траву, неподалеку от лилий.

Ведьма села рядом.

— С чего начнем? — улыбнувшись, задала вопрос она.

— Считать, — ответил мальчик.

— Отлично, — сказала Нагайна и щелкнула пальцами — перед Эриком появился маленький столик, тетрадка и ручка, — Этим ты знаешь, как пользоваться, потому что умеешь рисовать, — сказала она, указывая на пишущую принадлежность.

— Да, — ответил Эрик и уверенно взял ручку, обхватив ее пальцами, и посмотрел на маму.

— Чисел бесконечно много, — начала Нагайна, — И даже я не знаю наибольшего числа.

— Как так? — недоуменно спросил мальчик.

— Вот так. Конечно, возможно, ты сейчас не можешь осознать понятие «бесконечность», но числа именно такие. Им нет конца.

— Я стараюсь…понять…- сказал Эрик, — Но как тогда я смогу их выучить?

— Для того, чтобы выучить, необязательно знать всё. Люди тоже не знают всего даже о себе, не говоря уже про Землю, но все равно рвутся в космос. Если бы мы знали всё, не было бы прогресса.

— А что такое «прогресс»?

— Прогресс…- Нагайна замолчала, — Это движение.

— Движение вперед?

— В общем понимании, да, — ответила Нагайна, — Хотя война для людей тоже является якобы прогрессом, по определению, движением вперед, а с точки зрения морали, человечности и понимания реальности, это регресс. Это деградация…

— Так сложно… — прошептал мальчик, — Неужели в мире нет ничего однозначного? Душа? Любовь? Вечность? Добро?

— О, Эрик, — Нагайна улыбнулась, — Все это далеко не однозначно. Для всех людей и других существ душа имеет разные значения, все находят ее в разном. Кто-то в той же самой войне, кто-то в созидании, — Нагайна замолчала, но потом продолжила, — Любовь… Такое многогранное понятие, Эрик. Любовь к родителям, любовь между мужчиной и женщиной, любовь к детям, любовь к Родине, любовь к жизни… Любовь к искусству… Или же любовь к разрушению и уничтожению. Каждый выбирает свое. Ты сказал «вечность»? Вечность бывает разной, милый. Вечность, как и время, понятие относительное. Время составляют события. В зависимости от того, какие события составляют твое время, оно либо является вечностью, либо оно кратковременно. Ты сказал «добро». Добро еще неоднозначнее, чем вечность. Для кого-то добром является та же самая война, если она приносит ему деньги, выгоду. Для кого-то добром является убийство, ведь это его прихоть. Для кого-то добром является созидание, ведь счастье других приносит счастье ему. Нет, Эрик, в этом мире нет ничего однозначного.

Но у нас есть возможность сделать выбор, единственный правильный для нас выбор, понимаешь? Остаться в стороне не получится, ведь не делать выбора и плыть по течению — это тоже выбор.

— И когда мы делаем этот выбор? — спросил мальчик.

— В самом детстве, Эрик. Ты уже сделал его.

— Правда? Но когда? Я даже не заметил, — сказал он.

— Ты сделал его тогда, когда в нашем разговоре о твоем отце сказал, что нельзя предать любимого человека, что нельзя с ним ссориться, а если даже ссориться, то обязательно мириться, — с улыбкой сказала Нагайна, — Тогда ты и сделал свой выбор, Эрик, приняв в своем видении такие понятия, как «душа, «любовь», «вечность» и «добро».

— Значит, он правильный? Этот выбор?

— Для тебя единственный правильный, да.

— А для тебя?

— И для меня, Эрик.

— Тогда мы с тобой одинаково понимаем…мир? Но ты сказала, что у каждого это понимание свое.

— Это называется идеология и мировоззрение. Если мы одинаково, как ты сказал, понимаем мир, значит у нас одна идеология, одно мировоззрение, одно понимание реальности и действительности.

— Это же замечательно! — воскликнул Эрик.

— Рада, что ты так считаешь, милый, — улыбнулась Нагайна и погладила сына по голове, — Но мы отвлеклись. Вернемся к цифрам.

***

Месяц спустя. Конец ноября. Вольтерра

Находиться вокруг Повелителя как можно чаще и как можно дольше — вот главная задача Изабеллы Свон, которая сделала это уже чем-то, что напоминало идею-фикс.

Но реализовывать эту «идею» было более чем просто.

Аро часто проводил время в общей библиотеке, хотя нередко можно сказать скрывался от жителей замка на крыше, где стоял Её рояль, ведь находиться в собственной библиотеке для него иногда становилось просто невыносимым.

Да, Нагайна… Нагайна…

Ее имя никто даже не произносил в замке. Не смел произносить.

Даже если произносил, то в подсознании. В разговоре, когда рядом не было всемогущего Повелителя.

Хотя он был всегда, ведь «читал» абсолютно всех жителей замка, и от него никак не могли укрыться упоминания болезненно-любимого имени.

Однажды Аро даже…разозлился, мягко говоря, на Джейн за то, что она, рассказав информацию о свадьбе Эдварда Каллена и Тани Денали, вернее, показав то, как Деметрий поведал ей об этом, не смогла, просто физически не смогла, скрыть свои навязчивые мысли о Нагайне, аромат которой уловил Деметрий, находясь по «чудесному» стечению обстоятельств неподалеку от особняка Калленов в один из моментов торжества.

Конечно, ищейка рассказал своей супруге, что ее лучшая подруга находилась на этой свадьбе…

Долгие философские размышления, вызванные лишь упоминанием о Нагайне, Джейн прервать не могла, и, придя на очередной отчет к Аро, выложила начисто абсолютно все, что ей сказал Деметрий — то не скрылось ни от дара Повелителя, ни от него самого, и даже попытки «не читать» эти мысли в голове блондинки не увенчались успехом.

— Уходи, — сухо и холодно сказал он со стальными нотками в голосе, что стали уже привычными за эти…два года и девять месяцев после Её ухода изгнания.