Черная вдова
Шрифт:
– Гашиш, что ли?
– В этом доме говорят - марихуана.
Глеб отказался.
Вербицкая поставила сигаретницу на место. И было непонятно: она не закурила в знак солидарности или вообще против наркотика.
Следующий фильм "Сука" являлся продолжением первого. Жена Тони убивала его и сама становилась владелицей клуба, предавшись страстям еще пуще своего мужа.
Но происходящее на экране занимало Ярцева все меньше и меньше.
В какое-то мгновение он отчетливо понял, зачем Вика привела его к Феликсу, почему они
Она словно ждала, когда его рука прикоснется к ее колену. Дрожь пробежала по ее телу...
Потом были ее губы, жадные, влажные, и закрытые глаза, уголки которых совершенно уплыли вдаль...
...Уходили они, когда короткая летняя ночь сменилась бледной зарей. Молчали пустынные улицы, громады уснувших домов. Глеб отвез Вику на такси.
Когда он расплачивался у гостиницы с таксистом, то подгреб последнюю мелочь. Вся наличность ушла на видеосистему с десятком фильмов, которые Феликс завтра доставит к поезду, и на "отдых".
Поначалу он протянул Людочке сотню, но оказалось, что и за свою спутницу Ярцев должен был выложить еще столько же.
"Ничего, сниму с аккредитива оставшиеся", - с беспечностью подумал Глеб.
Он ощущал себя в какой-то невесомости.
Говорят, утро вечера мудренее. Проснувшись, Ярцев совершенно отчетливо понял, что без услуг пробивного настырного человека ему самому обмен не осилить. Вчерашнее мотание по Москве показало это с очевидностью.
"Слава богу, что взял номер телефона того деятеля, что ошивался у бюро", - подумал Глеб. И позвонил маклеру. Тот вспомнил Ярцева и сказал, что возьмется за его дело. В качестве задатка маклер просил сто рублей. Узнав, что клиент уезжает, маклер продиктовал Глебу свой адрес, по которому тот должен был выслать задаток, и обещал все устроить наилучшим образом.
Ярцев решил, что сотня - не ахти какие деньги, потерять их беда небольшая, но зато в случае удачи...
Тут он вспомнил, что у него нет даже рубля, и помчался в центральную сберкассу. Вернулся Глеб в гостиницу как раз к тому времени, когда за ним заехала Вика, чтобы повезти к своим родителям на дачу. Зеленая "Лада" уже поджидала Ярцева.
– Привет.
– Он сел рядом с Вербицкой.
– Извини за опоздание.
– Ерунда, - сказала она, заводя машину.
Глеб пытался разглядеть выражение ее глаз, но не мог, мешали темные очки на Вике.
– Нам долго ехать?
– поинтересовался он.
– Порядочно. Час в один конец.
– Ничего себе!
– присвистнул Ярцев.
– Неужели Николай Николаевич не мог устроить себе дачу поближе?
– Теперь вообще выделяют у черта на куличках. Сто двадцать, сто пятьдесят километров. У нас еще по-божески...
– Все равно далеко.
– Ну и пусть. В Москву каждый день родителям ездить не надо. Отец страшно доволен. Не знает, как благодарить маму, ведь это она настояла взять садовый участок. Ей-богу, старикан заболел
– Пенсия хоть ничего?
– Сто шестьдесят рэ.
– Выходит, та история, ну, в Новый год, на нем не отразилась? осторожно спросил Ярцев.
– Отразилась, и еще как! Так бы он в Госагропроме занимал сейчас пост ого-го!
Они некоторое время молчали.
– И все же - персональная, - заметил Ярцев.
– А, ты в этом смысле? Да, не повлияло. Анкета у него для персональной самая подходящая. Председатель облисполкома, член коллегии министерства... Положено по всем статьям.
Глеб промолчал, а сам подумал: собственно, почему положено? Главное, не какой пост занимает человек, а как он работает. Ведь есть хорошие председатели и плохие министры тоже. Одни уходят на заслуженный отдых с почетом, других - "уходят". А пенсии все равно особые: повышенные, персональные! Разве это справедливо?
По случаю воскресенья движение было куда менее интенсивным, чем в будни, и скоро они уже мчались по загородному шоссе.
Ярцев испытывал зависть к Вике - соскучился по рулю.
– Нет, что ни говори, - продолжала она об отце, - а участок помогает ему здорово! Не так болезнен переход из одного состояния в другое. Был на виду, держал в руках бразды. Сколько человек от него зависело! Раньше попасть к Вербицкому - ну если не как к богу, то уж как к апостолу, это точно! В праздники отбою не было от поздравлений. Телефон обрывали, открытки и телеграммы - ворохами. С периферии приезжали и, чтобы без подарка, - ни-ни! А как вышел на пенсию - словно отрубили! Все исчезли. Человек, выходит, сам по себе ноль. Уважали не папу, а его кресло. Впрочем, так со всеми. Ценится не личность, а положение. Люди смотрят, у тебя служебная "Волга" или "Чайка", одна секретарша или две, дача в Барвихе или же в менее престижном месте...
Глеб вспомнил, что и его отец с пустыми руками никогда в Москву не отправлялся. Вез целые окорока, ящиками фрукты, дюжинами коньяк.
"Вот черт!
– спохватился он.
– Еду к людям в первый раз в гости и не прихватил даже копеечного сувенира! На худой конец - букетика цветов Татьяне Яковлевне".
– Эх, надо бы цветов купить, - сказал он вслух.
– Зачем?
– удивилась Виктория.
– Для мамы.
Она рассмеялась:
– В Тулу со своим самоваром... Да у нас там этого добра!
– Дорог не подарок, а внимание. Сама же говоришь, как только отец стал пенсионером...
– Самое удивительное, что как раз истинные друзья и стали бывать у нас. Те, кто прежде стеснялся или не решался... Между прочим, сегодня на дачу пожалует папин старинный знакомый. Григорий Петрович. Представляешь, когда отец был еще председателем райисполкома, он его возил...
– На машине?
– В том-то и дело, что не на машине. На фаэтоне! Вскоре после войны.
– Словом, был обыкновенным кучером.