Черная вдова
Шрифт:
– То-то, я гляжу, странная индюшка, - смутился Ярцев.
Вика спохватилась: пора было двигаться в Москву. Да и Глеб тоже спешил. Он договорился в ту ночь, когда бродил с Великановым, поехать с ним на дачу к Алику Еремееву. Киноартист, оказывается, был хорошо знаком с начинающим поэтом.
Вера Марковна огорчилась, что гости не смогут остаться подольше: она затеяла пироги.
Юрий Васильевич проводил Глеба и Вику до участка Вербицких.
– А где Григорий Петрович?
– спросила
– Уехал, - ответила Татьяна Яковлевна.
– Так быстро?
– На твоего отца ни с того ни с сего напустился, - поджала губы Вербицкая-старшая.
– Больно ученый, - сердито подхватил подошедший Николай Николаевич. Сейчас все в умники лезут! Газет начитались! Им лишь бы покритиканствовать! Тоже мне, ниспровергатели! Хотят в мгновение ока рай на земле создать. Посмотрим, что из этого получится.
– Ладно, Коля, не нервничай, - успокаивала его жена.
– Тебе оправдываться, а тем более стыдиться нечего. Ты свое отпахал. Дай бог, чтобы все так горели на работе!
Вербицкий еще немного поворчал, но скорее для проформы. Слова Татьяны Яковлевны подействовали на него как лекарство. Он нарвал цветов, овощей и зелени для дочери, сердечно простился с Глебом, попросив его не забывать их, стариков.
Когда Вика с Ярцевым отъехали, они долго махали им вслед.
По дороге в Москву говорили мало. Каждый думал о своем. Виктория подвезла Глеба к памятнику Юрию Долгорукому, где они и расстались до вечера. Вербицкая пообещала приехать на вокзал проститься.
Артист опоздал на целых полчаса. Глеб уже подумал, что тот не придет, но тут возле Ярцева остановилось такси.
– Привет!
– распахнул дверцу Великанов.
– Садись!
Облегченно вздохнув, Глеб плюхнулся на заднее сиденье рядом с киноартистом, и машина тронулась.
– А я тебе все утро названивал в гостиницу, хотел предупредить, что задержусь, - вместо оправдания сказал Великанов.
– Ничего, бывает.
– Понимаешь, неожиданно вызвали на пересъемку, - продолжал Великанов.
– Только что закончили.
– Значит, мы сейчас на электричку?
– спросил Ярцев.
– Зачем, прямо до места, - откинувшись на спинку, небрежно сказал Великанов.
– И далеко нам? Я ведь еще плохо ориентируюсь.
– Не очень. Под Звенигородом. Я шефу уже сказал, - кивнул на водителя Великанов.
Тот повернулся к ним и радостно сообщил:
– Довезу как надо, мужики!
Всем своим видом он давал понять, что считает за честь везти знаменитого киноартиста.
– Отдыхать на даче у Алика - одно удовольствие!
– закатил глаза артист.
– Ты у него бывал?
– Нет, - ответил Глеб.
– Я же тебе говорил: дела, диссертация... Это же мой хлеб!
– Что дает тебе твоя наука!
–
– Если бы я жил лишь на то, что получаю в театре и кино...
Всю дорогу Великанов говорил о том, что актерский труд оплачивается несправедливо. И когда такси остановилось возле дачи Еремеева, Ярцев, наслушавшись жалоб Великанова, хотел оплатить проезд сам.
– Ни в коем случае!
– отвел его руку артист и, дав шоферу несколько купюр, сдачу не взял.
Дачный участок был огромный. Особенно это бросалось в глаза после крохотных шести соток Вербицкого. Да и сама дача тоже производила впечатление: солидный двухэтажный дом с эркерами и застекленной верандой. Старомодное строение, видимо, было сработано еще до войны.
– Вот строили, правда?
– заметил Великанов.
– В таком доме чувствуешь себя человеком!
– Не ожидал, что у Алика такая дача, - признался Ярцев.
– У его жены дед был академик, - пояснил артист, заходя во двор.
– И вообще здесь кругом дачи знаменитых ученых.
Во дворе стояли "Жигули"-шестерка и черный приземистый "ситроен", похожий на хищное чудовище.
– Ба!
– провел рукой по его лакированному капоту Великанов.
– Наш Феофан Грек тоже здесь.
– Кто?
– не понял Глеб.
– Решилин. Художник.
– Феодот Несторович? Мы знакомы, - сказал Ярцев.
И тут они увидели самого живописца. Он о чем-то разговаривал с невероятно толстым человеком. Решилин был в светлых хлопчатобумажных брюках и косоворотке, подпоясанной шнурком с кистями.
– Играет под Толстого, - шепнул на ухо Глебу Великанов.
Не успели они поздороваться с художником, как к даче подъехала белая "Волга". Водитель вышел из машины, открыл ворота, заехал на участок. И тут Ярцев увидел, как из автомобиля вместе с шофером вышел Скворцов-Шанявский.
– О, кого я вижу!
– кажется, искренне обрадовался профессор, подходя к Глебу.
Они обнялись как старые друзья. Валерий Платонович, оказывается, был знаком со всеми. А с толстяком, насколько понял Ярцев, был в особенно близких отношениях и звал его Степа (полное имя мужчины было Степан Архипович).
Из-за дома появился наконец Алик Еремеев.
– Прошу всех в баньку!
– сказал он торжественно, поздоровавшись с вновь приехавшими.
– А как же Леонид Анисимович?
– спросил профессор.
– Он говорил, что будет непременно.
– Семеро одного не ждут, - заметил Решилин.
– Подъедет, подъедет, - успокоил всех Алик.
Все двинулись за ним. Скворцов-Шанявский и Глеб шли последними.
– Как живешь, что новенького?
– спросил профессор.
– В двух словах не расскажешь. По-разному.