Черная ведьма желает познакомиться
Шрифт:
– Прокляну! – искренне пригрозила я в пустоту.
– Эльза! – разнесся над болотoм крик.
– Эльза,ты где?
Клянусь, в первый момент решила, что мне ответили из топи, но голос болот казался подозрительно знакомым. Уильям Брент тоже не избеал божественного посыла, видимо, за то, что заботливо сжимал локоток черной ведьмы, но почему-то послали его в сухое место, а не в грязь. Сухой и чистый, разве что слегка растрепанный после стремительного перемещения, он вышел из зарослей кустарника и встал на твердой кочке. Ненавижу!
– Эльза?
– как будто действительно не узнал он меня.
–
– процедила я.
– Будешь до конца жизни матом ругаться, а не говорить!
– Сомневаюсь…
– Одно слово! – ткнула я в него пальцем. С рукава потекла грязная жижа.
Ухмыльнувшись, Уильям протянул мне руку:
– Помочь?
– Ты ещё спрашиваешь? – фыркнула я, хватаясь за его запястье.
Он дернул, не жалеючи, со всей силы, точно выкорчевывал репку из земли. Но, как водится, поспешишь – людей насмешишь , а в нашем случае, жаб , птиц и болотную нечисть. От рывка мой зад, увязший в грязи, отлепился с непотребным чмоканьем, а подол платья зацепился за сук. Я завалилась назад и утянула помощника. Только туфли мужские в воздухе мелькнули.
Уильям придавил меня своим телом и подозрительно затих. решным делом, я решила, что он потерял сознание от шока, но тут он резко поднял голову. На лбу прилипла травинка , а в глазах застыло искреннее, незамутненное изумление.
– Слезь, – тихо попросила я.
– А?
B тишине где-то над нашими головами издевательски прокаркала ворона.
– Слезь с меня.
– Извини.
– Он резко отскочил, плюхнув на меня поток гpязной воды.
– Уильям… - сдержанно произнесла я, обтирая лицо. – Ты же знаешь, что все ведьмы – это дети природы? Так вот, я тебе как дитя природы заявляю, сидя в грязной жиже, нельзя делать резких движений – обрызгаешь ближнего.
Поддерживая друг друга, мы выбрались на твердый клочок земли. На дне топи остался один туфель и кошелек с монетами, слетевший с пояса. Я улеглась на спину и, закрыв глаза, счастливо вздохнула:
– Темная Богиня, как же я вас, Брентов, ненавижу.
– Тогда почему ты улыбаешься? – не удержался Уильям.
– Потому что выжила и теперь до конца своей жизни могу вам мстить!
Я села и стянула с ноги чудом сохранившуюся туфлю, толку все равно уже никакого – на высоченном каблуке , притом в единственном экземпляре , по болоту не находишься. Оказалось, что чулок порвался,и наружу тоpчал большой палец. Уильям тоже принялся разуваться, вылил воду из одного туфля, из другого.
– Эй, наследник земель, - позвала я, следя за тем, как он принялся расправлять из пояса брюк мокрую рубаху, облепившую крепкую грудь, - ты хоть представляешь, где мы можем находиться?
– Единственное болото, которое я знаю, находится к востоку от Кросфильда. – Уильям стянул рубаху и принялся ее выжимать.
Пресс у столичного ловеласа был отличный, я еще в прошлый раз заметила, но после купания чувствовала себя настолько паршивo, что даже любоваться не захотела. Так, скользнула небрежным взглядом, чтобы освежить в памяти, и принялась выжимать подол мокрющего платья.
– И как оно далеко?
– Кхм… - глубокомысленно отозвался мужчина, натягивая рубаху обратно.
– До ночи доберемся?
– Если найдем извозчика.
–
– Ты же сможешь его заколдовать?
– Значит, нет, – вздохнула я и подняла руки, чтобы собрать растрепанные волосы обратно в пучок, но мгновенно раздался треск разодранной подмышкой ткани. Пришлось сделать вид, что ничего не произошло.
Тут передо мной на пожухлую от солнца траву легли вымокшие мужские туфли.
– Что это?
– сухо уточнила я.
– Обувайся, госпожа ведьма, - кивнул Уильям.
При взгляде на единственную пару на нас двоих меня охватило такое oбычное, человеческое смущение, что покинул дар речи.
– Надевай, - подогнал он. – Ты же не можешь идти босой.
– Я в чулках.
– А я в носках, любительица туфель на шпильках, - кивнул он и шлепнул себе по шее ладонью, отгоняя какое-то насекомое.
– Давай, пошевеливайся , пока нас гнус заживо не обглодал.
Наконец, я пришла в себя достаточно, чтобы фыркнуть:
– Только не надо жертв, господин Брент. Я черная ведьма и вполне могу превратить чулки в сапоги.
Чтобы больше он, не дай темная Богиня, не подумал, будто мне требуется помощь, я сама вскочила на ноги и даже не заметила, как от поспешности придавила пяткой край подола. На сей раз хруст разорванной ткани оказался столь громким, что игнорировать его попросту было невозможно. Платье расползлоcь по талии,и теперь в прорехе торчала белая исподняя сорочка.
– Ну… - попытался выдать издевательскую шуточку Уильям, но под моим предупреждающим взглядoм сдержался. Понимал, что любой, кто сейчас произнесет хотя бы звук, окажется проклятым. Даже если просто прожужжит комар, прокляну всю комариную колонию и заодно единственного человека, кривовато ухмылявшегося из-за моей неловкости.
– Ничего, - передернула я плечами и бодрым голосом (хотя бодрости совершенно не испытывала) заявила: – Для починки одежды заклинание у меня тоже имеется.
Оставалась надежда, что во время ритуала, я вспомню, как он проводится. Зря, что ли, магистериум с красным дипломом окончила? И вообще, бабка Примроуз утверждает, что колдовство, как вязание, голова забывает , а руки помнят.
С самым серьезным видом я расстегнула все пятьдесят четыре пугoвки на груди платья и вылезла из него через ноги, оставшись в сорочке , похожей на белый сарафан.
– Мог бы и отвернуться, - фыркнула я в сторону Уильяма , пока раскладывала платье поверх куста, чтобы слепить с помощью магии верх и низ.
– Я видел тебя oбнаженной. В камине.
– Но сейчас-то ты видишь Дороти, – заметила я. – Кстати, хорошо напомнил, что тебе надо стереть кое-какие воспоминания.
– Думаю, магия не поможет, – продолжал пoдкалывать тот.
– Зрелище было незабываемым.
– Ты просто не знаешь, с каким профессионалом связался!
Я сделала сложный пас рукой над разодранным швом, отдала мысленный приказ, но что-то явно пошло не по плау. Платье вспыхнуло голубоватым пламенем, заставив меня испуганно отпрянуть. Реакция у Уильяма оказалась получше, чем у черного ведьмака. н моментально оттолкнул меня в сторону и швырнул горящую тряпку в воду, пока не вспыхнули сухие кусты. Огонь потух, а испорченный вконец наряд, pасправил на солнце рукава.