Чёрная жемчужина Аира
Шрифт:
— А вторая дочь Анри Бернара, ты не знаешь, как её звали? — спросил Эдгар.
Впрочем, он уже и так знал ответ.
— Кажется, Мария.
Эдгар встал и подошёл к окну. Скрестил руки, глядя в темноту с россыпью светлячков в ветвях старых деревьев. Теперь странная и страшная картина прошлого его семьи стала для него понятна.
Значит, на рисунке его отца была вовсе не Мария Лафайетт, а вторая дочь Бернара — Эмили. Видимо, они были очень похожи с сестрой. Вот почему на ней было изящное платье и зонтик в руке, и выглядела она, как барышня из пансиона, а не вольноотпущенная
А Мария Лафайетт, выходит, вторая дочь Руби и, получается, она жива. Теперь всё стало понятно. Дед любил Руби, его отец любил её дочь — Эмили, а сам Эдгар теперь вот влюблён в её внучку — Летицию. И каждому из Дюранов эта любовь не принесла ничего, кроме боли и безумия. Так за что же эта Руби прокляла их всех, обрекая на такую любовь?
И может быть, если он найдёт способ избавиться от этого проклятья, то он освободится и от ночных кошмаров, и от надвигающегося сумасшествия, и от этой невыносимой любви, которая всю душу ему выворачивает.
Он горько усмехнулся.
Значит, их встреча с Летицией на рынке не была случайной. Какие-то могущественные силы столкнули их, обрекли друг на друга, и на эти мучительные безумные чувства. А теперь вот её нет, и он на стенку готов был лезть от этой мысли и, в то же время, он так до конца и не верил в это. Но рассказ Нила о том, что Руби сгинула на болотах, а Эмили застрелил его дядя, заставлял думать о том, что может это тоже злой рок, который преследует не только Дюранов? И Летиция оказалась в нём просто очередной жертвой.
Эдгар повернулся и сказал:
— Завтра я закончу тут все дела и поеду на плантацию. А ты поедешь со мной. Хочу сам поговорить с Анри Бернаром об этой истории. Пора положить конец бессмысленной вражде.
— Ох, массэ Дюран! Плохая это затея! Очень плохая! Он же убьёт вас!
— А ты полагаешь умереть от безумия, рома и чёрной пыли лучше? — прищурился Эдгар. — Надо покончить с этой историей, пока она не отправила на тот свет всех Дюранов одного за другим.
Эдгар ждал её этой ночью.
Ждал, что она придёт. Не спал почти до рассвета, прислушиваясь к шорохам за окном и понимая, что это глупо, ведь она всегда приходит бесшумно. Ждал, глотая темноту, представляя, как она подойдёт и снова дотронется до его щеки, и сегодня он её не отпустит…
Но она не пришла.
Он заснул под утро, провалился в забытьё, но проспал едва ли час. Снилось что-то муторное, тяжёлое, и нечем было дышать. Он проснулся и долго лежал, глядя в потолок, понимая, что надо возвращаться в реальность, а возвращаться совсем не хотелось. Сквозь полуприкрытые ставни сочился слабый свет раннего утра, и птицы уже запели в ветвях над крышей, только радости никакой оно не принесло. Ведь с уходом темноты таяли и надежды на то, что он снова сможет увидеть Летицию.
А если она не придёт больше никогда?
Эдгар встал, прошёлся по комнате, постоял, глядя в зеркало на свое измученное лицо и не зная, что ему делать. Только сейчас он до конца осознал, что его просто убивает отсутствие надежды на новую
Именно эта надежда стирала все заботы, делала незначительными проблемы, она придавала его жизни смысл и стремление жить дальше. Ему даже казалось, что он заново родился. А что теперь?
Он в сердцах смахнул со стола папки, которые просматривал перед сном, и листы разлетелись по полу.
Что она могла делать на той переправе? Зачем ей было бежать, если она и в самом деле племянница Готье Бернара? Ведь сомнений нет — это она. И что эта за история с тем сыщиком, который вернулся из Старого Света? Почему он назвал её мошенницей? Почему она сбежала от Бернаров?
Почему? Почему? Почему?
Вопросы не давали покоя. Ему нужно было что-то сделать. Сейчас, когда отсутствие надежды превратилось в петлю на шее, рациональный ум Эдгара стал цепляться за любую возможность занять себя хоть чем-то. Чем-то, что поможет ему эту надежду возродить.
Тела ведь не нашли? Только платье. Быть может, она хотела, чтобы все так подумали? Если она бежала из Старого Света, назвавшись новым именем, то, может, она снова сделала так же? И тогда… тогда она наверняка жива.
Эта мысль была сладкой, почти спасительной.
Сейчас Эдгару было плевать: пусть она мошенница, пусть даже она прячет украденные деньги — ему всё равно. Она нужна ему. И если есть хоть малейшая надежда на то, что она жива, он её найдёт.
План созрел быстро: как можно скорее нужно увидеть Бенье и поручить ему новое дело. Нужно найти этого сыщика — он сам с ним поговорит и выяснит все подробности. Платье — это только платье. Он поступил бы также, надумай он скрыться, чтобы его не нашли.
Эдгар собрался быстро, наскоро перекусив, хотел уже ехать, но появился Нил с письмом в руке и новостью о том, что пришёл посетитель.
— Массэ Жильбер Фрессон желает вас видеть.
— Фрессон? — удивился Эдгар, быстро вскрывая конверт.
— Да, он в гостиной.
— Хорошо, — он пробежался по письму глазами.
Этого следовало ожидать — новый иск от Бернаров. Готье снова желал получить спорный кусок земли, только теперь ещё добавились и новые требования о моральном ущербе. И сумма требований была очень нескромной. Хотя, адресовать их стоило бы, конечно, дяде Шарлю, но… Эдгар подумал, что дядю лучше не вмешивать ни в какие дела с фамилией Бернар, если не хочешь совсем остаться без штанов. Он засунул письмо в карман и направился в гостиную.
Жильбер Фрессон был холоден и строг, и хотя зеленовато-жёлтый синяк под глазом придавал его строгости довольно комичный вид, но Эдгару было не до смеха, потому что он уже чувствовал — появление этого гостя не сулит ничего хорошего.
Приветствие было таким же холодным и церемонным, как и внешний вид гостя, а затем мсье Жильбер демонстративно бросил на стол сложенную втрое бумагу и сказал, старательно сдерживая свой гнев:
— Надеюсь здесь, наедине, мсье Дюран, мы можем обойтись без вежливостей, не так ли?