Чёрная жемчужина Аира
Шрифт:
И чем глубже он погружался в семейный архив, тем в более худшем состоянии были документы. Как будто до того, как попасть к мсье Бланшару, они хранились где-то в подвале или на чердаке, и не только плесень, но и мыши потрудились над нами на славу.
Эдгар чихал, мочил водой пальцы, чтобы лучше отделялись листы, пил кофе, тёр глаза и продолжал раскладывать бумаги по всей комнате — на столе, на полу, на креслах, но ничего стоящего пока не попадалось. Часы в гостиной пробили полночь, и Эдгар хотел уже бросить всё, но потом…
…потом он увидел портрет.
Ещё один портрет,
Последний был нарисован на странице, вырванной из судового журнала. Эдгар разложил рисунки поверх остальных бумаг и подвинул ближе канделябр.
С рисунков на него смотрела женщина необыкновенной красоты. Дед Гаспар рисовал гораздо лучше, чем сам Эдгар и его отец. И хотя время подпортило бумагу, по краям она порыжела и истерлась, но, кажется, узнать эту женщину Эдгар смог бы даже по тени. Он смотрел и не понимал…
А потом… Потом всё вдруг встало на свои места.
Эта женщина на портрете была похожа на Летицию точно так же, как дочь бывает похожа на мать. Или внучка на бабушку. И именно сейчас он понял, что видит совершенно явное сходство между этой женщиной с рисунка, Марией Лафайетт и Летицией. На одном из портретов с обратной стороны он нашёл надпись, сделанную размашистым почерком: «Руби».
Он снова потёр рукой лоб и усмехнулся.
Значит, вот какой видел её дед Гаспар? Ту-что-приходит-по-ночам? Вот за кем он охотился на болотах! Он видел Руби, его отец — Марию Лафайетт, а Эдгар видит Летицию… Он-то думал: что за странность? Но, выходит, все они связаны. И нет никаких сомнений — они родственники. А значит…
Его дед знал эту Руби, а отец — Марию Лафайетт. Но откуда? Кто они такие? Бернары? Тогда получается, что и Летиция на самом деле Бернар, а вовсе не мошенница, выдающая себя за их племянницу? Всё сходится…
Он вспомнил слова Эветт — «нечистая кровь всегда возьмёт верх». И вспомнил ту встречу с Летицией в детстве, на пароходе. Её мать — голубоглазая светлокожая блондинка, которая старательно пряталась под зонтиком от солнца и не снимала перчаток. А значит, «нечистая кровь» досталась Летиции от отца — Жюльена Бернара.
Эдгар собрал портреты, взял свечу и пошёл вниз, в каморку старого Нила. Он растолкал слугу и, поставив свечу на стол, положил рядом один из портретов.
— Ты видел когда-нибудь эту женщину? — спросил он, внимательно глядя на Нила.
Он видел, как у того задрожали руки. Старый слуга опустил голову и втянул её в плечи. Эдгар пододвинул стул, сел напротив и сказал тоном, не терпящим возражений:
— Расскажи мне всё, что ты знаешь о Бернарах и этой женщине.
Пароход неторопливо лопатил колёсами мутную воду, распугивая аллигаторов на илистых отмелях. Шарль Дюран стоял, облокотившись на перила, и молча курил сигару. Разглядывал пеликанов, облепивших ветви деревьев на левом берегу реки, и утлые домишки на сваях, что тут и там мелькали посреди частокола болотных кипарисов. На верхней
С рабами в этот раз ему повезло. Один из разорившихся плантаторов с верховьев Арбонны распродавал имущество, и Шарлю по сходной цене достался пяток крепких мужчин и две женщины. Конечно, этого мало, но больше ничего путного на рынке не нашлось. Остальное, что выставили на продажу — какое-то тощее отребье, которое и до плантации-то не дойдёт своими ногами. Хотя владелец и заявлял, что они худые, да жилистые, но Шарль знал — сдохнут сразу же, прямо в первый день на поле. А ему нужны работяги, а не тощие клячи, потому что он хотел порадовать племянника. Ему бы пару таких здоровяков, какие охраняют старого пирата Бернара — вот это было бы дело!
Эх, завалить бы старого поганца, а его рабов прибрать к рукам…
И под воздействием рома мысли Шарля плавно потекли в обычном русле — вернулись к тому, как сделать жизнь соседа невыносимой. Хотя на этот раз в его душе всё же на какое-то время наступило умиротворение. Сбылась его мечта — он самолично отделал Готье Бернара на балу, съездил прямо по его напомаженной адвокатской морде. Да ещё и его лощёному сыночку досталось. И эта мысль была чертовски приятной, совсем как глоток хорошего бурбона. Она согревала Шарля изнутри, заставляя пускать дым кольцами и думать о том, что всё не так уж и плохо. И хотя перемирие не состоялось, и Эдгар, судя по всему, расстроился, но…
В пекло мировую с этими сучатами! А с делами Эдгар и без этого разберётся — он ведь башковитый. Да и с Бернарами один бы чёрт ничего не сладилось, так чего и жалеть? У него сейчас другие заботы…
Шарль был уверен — как только Анри Бернар узнает о том, как всё повернулось, подвоха не миновать. Но он, Шарль Дюран, вовсе не дурак, чтобы ждать, пока сосед нападёт первым. Надо его упредить, не дожидаясь ножа в спину. Внезапность в таких делах — лучший друг, а в этих краях действует только одно правило: кто первый — тот и прав. Поэтому, как только они приплывут, он поставит ребят в ружьё и устроит трёпку старому пирату. Война есть война. А этот сучий сын Филипп бросил им вызов первым.
И если бы не Марсель, которому за каким-то чёртом приглянулась Аннет Бернар, Шарль бы, может, и вовсе укокошил бернарова щенка. Но его собственный сын будто чёрной пыли нанюхался и попутал ему все карты! Заявил, что хочет жениться на спесивой Аннет. Идиот! Большей дури от своих отпрысков Шарль в жизни не слышал. Чтобы кто-то из Дюранов женился на Бернарах? Да укуси его кайманова черепаха!
Но когда, наплевав на запрет отца, Марсель наутро попёрся в дом Бернаров, чтобы увидеть свою новую любовь, это чуть не закончилось трагедией. Потому что Готье окончательно перешёл черту, взял ружьё и выстрелил в Марселя из окна. Повезло этому идиоту, что адвокатишко так себе стрелок. Но спускать Бернарам такое дело с рук Шарль совсем не собирался.