Черная женщина
Шрифт:
Молодые люди замечали, что в доме происходит нечто необыкновенное, что все в каком-то смущении: видно, скрывают и, кажется, хотят открыть. Не знаем, что последовало бы за этим, если б не вошел в комнату низенький, толстый дворецкий в сером фраке с объявлением: "Кушанье поставлено!". Княгиня поднялась. Алексей подал руку мачехе и повел ее. Хвалынский хотел повести Алевтину, но она, представясь, будто не замечает его движения, подала руку Ивану Егоровичу, который до принятия этой чести низко поклонился. Молодой ветреник вскоре утешился: в столовой подошел он к миловидной гувернантке, которая привела к обеду
За столом господствовало молчание. Хвалынскому казалось, что обе хозяйки задумываются и размышляют о чем-то важном. Князь Алексей был молчалив и задумчив по обыкновению. Фон Драк, занимая всегдашнее свое адъютантское место, насупротив командира, разливал суп, но не с обыкновенными своими форменными приемами: он был также в каком-то смущении. Это безмолвие наскучило Хвалынскому, и он начал экзаменовать заслуженного адъютанта.
– Что, почтеннейший Иван Егорович, сколько сегодня градусов тепла?
– Тринадцать с половиною в тени, – отвечал фон Драк.
– А барометр каков?
– Поднялся на три линии со вчерашнего вечера.
– Какой сегодня ветер?
– Юго-восточный тихий.
– Что вода в Неве?
– Убыла против вчерашней на полтора дюйма.
– Исправно! – сказал Хвалынский и, заметив, что этот разговор досаден Алевтине, прибавил: – Удивительно! Как лексикон! Такой адъютант, чудо! Скажите, почтеннейший Иван Егорович, сколько вы клали померанца на бутылку в этот бишоф – прекрасный!
Алевтина вышла из терпения:
– Иван Егорович, – отвечала она в сердцах, – этим не занимается. Он истинный мне друг и руководитель детей моих. Не его вина, что скромные добродетели не находят ценителей в нынешнем мишурном свете. Дети мои…
– Ах, точно, Алевтина Михайловна! Я знаю, как достойный капитан печется о ваших детях. Скажите, почтеннейший Иван Егорович, как спала эту ночь Катенька? Она зубы делает, так, я думаю, вам отдыху не дала!
– А почему же так? Да… с? – спросил фон Драк в замешательстве. – Не могу-с этого знать, да…с.
– Так вы уж перестали ее укачивать?
Алевтина вспыхнула:
– Помилуйте, Александр Петрович, с чего вы взяли, что Иван Егорович укачивает моих детей?
Хвалынский смеялся, не отвечая ни слова.
– Это-с оттого-с, ваше превосходительство, – сказал фон Драк, – они-с, то есть Александр Петрович-с… однажды-с видели-с, как я укладывал спать Платона Сергеевича, так они-с и заключили-с, будто-с…
– Истинный друг мой, благодетель моих сирот! – сказала Алевтина торжественным голосом. – Пусть порочный свет судит о тебе по своим превратным понятиям. Я тебя понимаю! – С сими словами протянула она чрез стол руку свою к фон Драку, который схватил ее и с почтительным жаром поцеловал. Князь Алексей смотрел на сестру с изумлением.
– Это что? – спросил Хвалынский в недоумении.
– А это то, – отвечала ему с злобою Алевтина, – что вы своими неуместными шутками заставляете меня при вас, при чужом человеке, открыть тайну, которую я хотела объявить в тесном кругу своего семейства. Знайте же, сударь…
Князь, видя возрастающий гнев сестры своей, прервал ее с кротостью:
– Полно, сестрица! Не сердись на моего Александра. Он любит посмеяться, но, право, никого обижать не станет. И вы, Иван Егорович, конечно понимаете
– Как не понимать, ваше сиятельство, да-с, точно-с, они шутить изволят-с.
– А я этого не терплю! – сказала Алевтина, вставая из-за стола. – На все есть время и место! – Она перекрестилась, обратясь к образам, поспешно подала руку адъютанту и пошла в гостиную впереди всех. Прочие последовали за нею в безмолвии. Князь, посматривая на Хвалынского, качал с упреком головою, Хвалынский отнекивался взглядами, с трудом удерживаясь от смеху, а княгиня шла с пасынком, бормоча что-то сквозь зубы. В гостиной все по заведенному этикету подошли к ручке, сначала к княгине, потом к Алевтине Михайловне. После этого уселись на софе и на близстоящих креслах. Фон Драк также занял место по нетерпеливому приглашению Алевтины. Минут десять продолжалось прежнее молчание. Наконец Алевтина откашлялась громко, по своему обыкновению потерла руки, как будто умываясь, и начала следующую речь:
– Любезный братец! Я хотела было наедине сообщить тебе о предмете весьма для меня важном, но теперь решилась говорить при всех (взглянув значительно на Хвалынского). Подкрепляемая правилами религии и добродетели, я не боюсь толков, но, уважая в себе достоинство женщины и матери, должна стараться избегать их. Итак, объявляю тебе, что я решилась вступить в брак. (При этих словах фон Драк встал и почтительно поклонился всей компании.) Пусть свет судит по наружному блеску и минутной славе: я насладилась всеми его благами и не нашла в них удовлетворения истинным моим чувствам и мыслям. Есть достоинства, которыми затмеваются все фальшивые блестки развратного и недостойного света. Есть люди, которые под скромною наружностью скрывают необыкновенные достоинства и одними добродетелями своими заставляют молчать злобу, клевету и зависть. Есть наслаждения душевные, которые превыше всех тщетных удовольствий в вихре светской жизни. Я нашла себе друга, нашла отца моим детям и решилась соединить с ним навеки судьбу свою. Вот мой жених!
Она произнесла последние слова с напряжением всех сил своих, указала на фон Драка, залилась слезами и закрыла глаза платком.
Все остолбенели. Князь не знал, что делать. Хвалынский тоже. Фон Драк глядел на всех с вопросительною миною. Старушка княгиня нюхала табак и смотрела на моську.
Князь прервал утомительное молчание:
– Не могу не одобрить вашего выбора, сестрица, – сказал он в величайшем замешательстве. – Я сам всегда уважал Ивана Егоровича за его честность, исправность по службе, уважение к старшим, за его… – Князь остановился, не зная, чем кончить. – Но маменька, – сказал он, – как маменька думает? Скажите, маменька, что вы думаете?
– Никто как бог! – отвечала княгиня со вздохом и умильным взглядом в передний угол комнаты.
– А сам Иван Егорович? – спросил князь, более и более смущавшийся.
– Он! – вскричала Алевтина. – Он, эта добродетельная душа, он открыл мне свои чувства, он уже давно… – При этих словах фон Драк бросился пред нею на колени и, подняв руки, вскричал: "Владычица души моей!"
Алевтина, видно боясь дальнейшего объяснения, сильно притиснула его ртом к корсету, то есть прижала к сердцу нежной невесты, но Хвалынский довершил начатое и прошептал на ухо изумленному князю: