Черничные Глазки
Шрифт:
— Это не у себя дома! Когда надумал, тогда и явился, понимаешь! У меня расписание! График! А вы что? Задерживаете!
Полный человек, который уходил последним и всё за собой запирал — это, оказывается, был завхоз, — отвечал капитану, что никакой задержки почти не было, что бригада вот именно не у себя дома, а план должна выполнять.
Оба разгорячились, и капитан кричал:
— Что же, кораблю тут так и стоять на приколе, пока вы там топорами стучать не бросите?
А
— А что же нам, недоделки оставлять? Чтоб, значит, медведи в лабаз вломились, продукцию растащили?
И пароходик всё стоял, пока они спорили, доказывая друг другу, кто, сколько, из-за кого и почему потерял времени.
— А вот словлю! — сказал, искоса приглядываясь к петуху, матрос Кукин. — Желаешь, словлю? — и потихоньку начал стягивать с себя бушлат.
— Ни в жисть! — отвечал дед, но, растопырив руки, стал потихоньку тоже подвигаться поближе.
Кукин не спеша обошёл вокруг петуха и вдруг неожиданным прыжком бросился плашмя на землю и накрыл его бушлатом.
— Ну как? — сказал, лёжа на земле. — Не словил? Вот как у нас с ихним братом!
Петух приглушённо лопотал и бился под бушлатом, а дед с обрывком бечёвки бежал к матросу, крича:
— За ноги его хватай, за ноги! Лапы ему стреножить!
Кукин сунул руку под бушлат и стал, злорадно улыбаясь, нащупывать петуха, но вдруг отдёрнул руку и заорал:
— Ах, ты вот как! — и изо всей силы хлопнул ладонью по самой середине бушлата, так что, наверное, петуху пришлось бы очень плохо, если бы он там оставался.
Но он там не остался. Он взвился, как пёстрая ракета, помчался по земле с возмущёнными воплями; хлопая крыльями и подскакивая, обежал вокруг избы, преследуемый Кукиным и стариком, ворвался в избу и выскочил обратно через окно, по пути хлопнув Филиппа крылом по голове.
Потом петух взвился на крышу, свесил голову и стал любоваться, как преследователи топчутся внизу и не могут его достать.
— Да на что тебе такое зверило? — ожесточённо сказал Кукин. — Брось его тут, пускай его медведи ловят! До крови руку долбанул, окаянный.
— Не оставлю! — грозясь петуху поленом, говорил дед. — Так я его, змея, не оставлю. С собой заберу. Или, в крайнем случае, я ему тут шею сверну!
Он прицелился и довольно удачно швырнул поленом. Петух подскочил, промчался по крыше, взлетел и побежал опять по земле. Пассажиры, топтавшиеся на берегу, со смехом стали шикать, кто-то бросил в него шапку, и тут петух вдруг круто свернул, стуча лапами, пробежал по сходням на пароход, взлетел на крышу капитанской рубки и стал там спокойно прохаживаться.
— Петух поехал! — помирая от хохота кричал с борта матрос. — Дед теперь сиротой остался!
Дед
— Вот так и всегда! — вдруг с такой горечью проговорил дед, что Кукин с удивлением спросил:
— Это что оно — всегда-то?
— Всё, всегда… Неправду говорю?.. Обещаются: «Погрузим»!.. — а сами потеху делают.
— Давай погрузим! — неуверенно предложил Кукин.
Дед вдруг всполошился:
— Когда ж теперь грузить-то? У меня бочонки! Ягода мочёная, грибы! Принадлежности! Не поспеем ничего!
У деда был расстроенный вид, он совсем было успокоился и остался, а теперь ему опять загорелось. Он опять заметался в избу и обратно без толку.
— Гришка! Давай к погрузке! Поможем!
Матрос Гришка прибежал на помощь; вдвоём с Кукиным они подхватили бочонок и понесли на сходни, бегом вернулись обратно.
Кто-то из пассажиров стал помогать таскать; все что-нибудь несли, поднимали, складывали на нижней палубе; один только дед, красный как свёкла от волнения, бегал за всеми, кричал, чтоб не бросали, не уронили, не рассыпали и не помяли! Сходни уже убирали, студент ещё успел крикнуть Филе:
— Авиабандероль, заказная, ценная! Помню! Порядок! — И один помахал с отваливающего пароходика.
Скоро постукивание и бурчание машины стало едва слышным за поворотом реки, потом затихло совсем.
Глава 6. Наконец хоть что-то необитаемое!
Оставшись один, Филипп прикрыл глаза и с наслаждением, полной грудью вдохнул свежий необитаемый воздух. С самого детства ему не приходилось дышать этим бодрым, чудесным, загадочным воздухом.
И вот наконец пришлось!
Он вернулся в избушку. Тут, правда, дух оказался очень даже обитаемый, застоялый!
Видно, ни петух, ни дед не любители были проветривать своё жильё.
В наступающих сумерках над рекой косо плыли неторопливые снежинки и садились на деревья, на прибрежные камни и травинки.
Филипп растопил печурку, открыл дверь, чтоб немножко проветрить перед сном избу, и присел на чурбан у порога, чтоб как можно полнее насладиться своей первой в жизни необитаемой ночью.
Кругом стояла тишина, только тихонько плескалась о берег река и дрова потрескивали в печке. Потом откуда-то издалека стало слышно слабое, равномерное пыхтение, и долгое время спустя показался на середине реки буксир с цветными сигнальными огнями, тянувший за собой баржу с домиком. Из трубы домика шёл дым, и единственное окошечко уютно светилось и плыло в темноте над холодной водой реки.