Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)

Слонимский Александр Леонидович

Усатый помещик Милевич, в польском казакине и высоких сапогах, прискакал из своей деревни Мотовиловки и требовал воинскую команду для усмирения крепостных девок. Он клятвенно уверял, что когда одна из девок разбила сегодня утром чашку, то жена его не посмела даже ее ударить.

— Свенты Езус, то бунт! — восклицал он с азартом. — Жена замкнулась в комнате и плачет. Она боится пускать к себе девок.

В доме Гебеля с утра толкались посетители. Одни выходили, другие приходили. Христина Федоровна, жена Гебеля, принимала всех в гостиной и

чувствительно наклоняла голову набок с видом полной покорности судьбе.

— Ах, этот Муравьев такой злодей! — говорила она. — А Густав такой доверчивый…

— Это ужасно, — вздыхала городничиха. — Они зарезали несчастную графиню Громницкую!

— Осмелюсь заметить, что графиня в Петербурге, — заявил помещик Милевич, осанисто расправляя усы и, видимо, гордясь своим знакомством с графиней.

— Ну, управителя, управительшу, всех! — капризно перебила городничиха. — Не все ли равно? И представьте, я всегда была уверена, что Муравьев переодетый разбойник! У него в глазах всегда было что-то разбойничье.

— Да, да! — подтвердила Христина Федоровна.

— И потом, этот ужасный Шипилля, — продолжала городничиха (она не могла выговорить как следует: «Щепилла»). — Это уж чистый разбойник! Знаете, он раз на балу чуть не оторвал мне подол!

— Ах, не говорите, это просто страшилище! — простонала Христина Федоровна, закатывая глаза. — Густав всегда его так боялся!

…Начальство над полком принял, по поручению Гебеля, майор Трухин, красноносый толстяк с бабьим лицом, старший офицер в полку после Муравьева.

Майор Трухин давно ненавидел Муравьева. Он ненавидел его чистоплотность, его руки с тонкими пальцами и все его изящные манеры. Свою ненависть он прятал прежде под умильными улыбками, а теперь ощущал радость, что может наконец отомстить.

Майор был с утра в хлопотах. Он послал во все роты грозное приказание собраться немедленно в город. Удвоил городские караулы и с музыкой водил солдат взад и вперед. А в промежутки забегал домой, чтобы пропустить стаканчик рома.

В девять часов утра к нему в полковой штаб явился взволнованный поручик Кременчугского пехотного полка Пшевалинский, случайно находившийся в Василькове, и сообщил, что только что приехали барон Соловьев и Щепилла.

Майор остолбенел.

— Щепилла? — пролепетал он. — Щепилла?..

— Он самый, я его видел! — горячился поручик Пшевалинский. — Они остановились у квартирмейстера поручика Войниловича.

Майор встрепенулся. Он бросился к столу, на котором стояла принесенная из дому бутылка рома, дрожащими руками налил полстакана и выпил.

— Я их возьму живыми или мертвыми! — произнес он с важностью.

Майор немедленно стал действовать. Прежде всего он дал знать городничему и исправнику. Потом призвал дежурного по караулам подпоручика Быстрицкого, черноглазого офицерика с маленькими усиками, и приказал ему собрать взвод солдат, чтобы арестовать злодеев.

Подпоручик Быстрицкий серьезно выслушал приказание, а глаза его смеялись.

— Я

рад, что вы сохраняете присутствие духа, подпоручик, — сказал майор.

И вот по направлению к квартире поручика Войниловича двинулось целое войско. Били барабаны. Впереди маршировал майор Трухин. За ним шагал со взводом солдат подпоручик Быстрицкий. В хвосте колонны шагал городничий, командуя ротой внутренней стражи и десятью инвалидами.

— Забыли артиллерию! — посмеивались солдаты.

Майор вошел в дом, держа наготове заряженный пистолет.

За ним последовал подпоручик Быстрицкий с обнаженной шпагой.

Щепилла и Соловьев сидели в расстегнутых сюртуках на диване. Они курили трубки в ожидании своих лошадей и мирно беседовали с поручиком Войниловичем.

При входе майора Щепилла рванулся было с дивана. Но, взглянув на подпоручика Быстрицкого, он мигом успокоился, и широкое лицо его осветилось добродушной улыбкой.

— Вы арестованы, господа! — возвестил майор, выставив вперед пистолет. — Сопротивление бесполезно. Я пришел с воинской силой.

— Ладно, — сказал Щепилла. — Подчиняемся вашей воинской силе. Ведите нас на гауптвахту.

— Майор, вы неустрашимы! — добавил Соловьев.

«Эти бунтовщики совсем не так страшны», — решил про себя майор.

Майор примял строгие меры предосторожности. Соловьева он отвел на гауптвахту, а Щепиллу поместил отдельно в частном доме. Вокруг гауптвахты и частного дома были расставлены солдаты внутренней стражи под командой городничего и исправника.

Было отдано приказание к арестованным никого не подпускать и стрелять в них без сожаления, если они попытаются заговаривать с караульными.

Четвертая мушкетерская рота под командой штабс-капитана Маевского была послана на Богуславскую заставу. Шестая мушкетерская была распределена по караулам.

После этого майор велел подпоручику Быстрицкому отправиться в деревню Германовку и привести оттуда вторую мушкетерскую роту, начальником которой был Соловьев.

— Вы примете роту Соловьева, — сказал майор. — Соловьев, как изменник, отстраняется от командования. Я сделаю представление о вашем производстве в поручики и о назначении вас на должность ротного командира.

Подпоручик Быстрицкий глядел на майора Трухина очень серьезно, но его маленькие усики подергивались от сдерживаемой улыбки.

Известия одно страшнее другого обрушивались на майора Трухина.

На крестьянской телеге прискакал из Ковалевки молоденький прапорщик князь Мещерский с ошеломляющим сообщением, что взбунтовалась стоявшая там вторая гренадерская рота и в полном составе присоединилась к шайке Муравьева.

Трепещущим голосом, с заплаканными глазами докладывал он, как было дело. Ротный командир поручик Петин, переодевшись в крестьянское платье, хотел убежать, но солдаты поймали его и силой принудили следовать за ними. И только ему одному удалось спрятаться в каком-то сарае.