Черника в масле
Шрифт:
Сандрин хотела было запротестовать и удариться в объяснения прямо сейчас, но потом сообразила – Фрэнк прав. Ни одного повода мешать дневной смене у неё нет. Через пять минут, собрав свои вещички и передав Кэти Холлис рабочее место, она вошла в бытовую комнату забрать свой контейнер для бутерброда. Вудс как раз отходил от кофе-машины с двумя кружками свежесваренного кофе, сделал ей призывное движение локтем в сторону столика у стены.
– Садись, Чанг, расскажи, что не даёт тебе покоя.
Сандрин уселась, положила локти на стол, обняла кружку ладонями и несколько секунд наблюдала, как на тёмной поверхности кофе лопаются воздушные пузырьки. Фрэнк не торопил, бережно прихлёбывал горячий напиток, поглядывал на неё поверх кружки.
– Тут такое дело. Понимаешь,
– И почему ты решила, что это важно? Я с ходу могу накидать тебе с десяток причин, как это могло произойти. Уверен, что и ты сможешь.
– Не знаю, Фрэнк. Мне это показалось важным. Ты же не собираешься надо мной смеяться?
– Конечно, нет. Наша работа в том и состоит, чтобы обращать внимание на подозрения. Сколько чумы было найдено по косвенным признакам! Но нам нужно уметь разграничивать интересы, и в первую очередь опираться на объективные данные. Мы же не научно-исследовательская лаборатория или разработчик антивируса. Мы коммерческая организация, наш бизнес – защита от киберугроз. Не исследование, а защита. Мы обязаны реагировать на событие, а не ловить чужие баги. Событие в этом случае – это срабатывание наших маркеров или сообщение заказчика. Понятно, что если ты заметила вторжение раньше клиента и нейтрализовала его, то это круто. Очень круто. Но и заказчик должен понять, что с его системой что-то не так, иначе как нам мотивировать его покупать наши услуги? Сегодня же по твоему направлению всё чисто, у нас самих головной боли было в разы больше. Понимаешь, о чём я?
Сандрин кивнула. Фрэнк продолжал.
– Поэтому подозрения – подозрениями, но пока мы не видели явного взлома или сигнала заказчика, всё остальное относится к области любопытства. А я, в свою очередь считаю, что любопытство для моих сотрудников является естественным, когда они отдохнули, выспались и пребывают в прекрасной форме. При всём моём уважении к тебе, Чанг, твой нынешний вид от этого состояния далёк.
Она непроизвольно потёрла утомлённые глаза.
– Вот-вот, именно это я и имел в виду. Давай-ка ты отправляйся домой, прими душ, выспись, отдохни. Если вдруг от «НАПС» придёт что-нибудь, я первым тебе сообщу об этом. Будем копать вместе. А пока шагай. Ты, Чанг, одна из лучших моих сотрудников, я бы даже сказал – инструментов. А я люблю, когда мои инструменты хорошо почищены, смазаны и блестят, как новенькие. С такими приятно работать. Давай-давай, пошли. Подбросить тебя до автобуса?
Вечер выдался просто на загляденье. Сумерки тянулись медленно, лениво. Зацветшая в этом году раньше обычного сирень наполняла воздух насыщенным ароматом. Местами в него вторгались запахи дыма от сжигаемого мусора или топящихся печей. От нагретого за день деревянного тротуара легонько тянуло отработанным машинным маслом, которым намазывали доски против гниения.
Виктор Анатольевич Артамонов не спеша шагал вдоль ряда заборов. Помнится, ещё лет десять назад здесь шли невысокие штакетники, за которыми взгляду открывались засаженные цветами и кустами смородины палисадники, красовались резными наличниками дома, крашенные в привычные для этих мест зелёные и синие цвета. Сейчас, когда жизнь стала суровей, а нравы – угрюмей, полупрозрачные заборчики уступили место капитальным сплошным изгородям выше человеческого роста, украшенные поверху у кого колючей проволокой, у кого – железным заострённым гребнем. «Мой дом – моя крепость». Буквально. Надо быть полным идиотом, чтобы пытаться забраться на такое подворье, зачастую полностью замощённое деревянным настилом с обширным навесом. Там незваного гостя поджидали гостеприимные челюсти здоровенных псов, вальяжно слоняющихся по двору, а затем гарантированный заряд
Место жительства самого Виктора Анатольевича выделялось из общего ряда как раз своей старорежимностью. Низкий заборчик открывал вид на двор и дом, решётчатые ворота демонстрировали всем желающим забрызганное грязью запасное колесо на задней двери большого внедорожника. Раньше Артамонов предпочитал ездить на более компактной «Ниве», однако необходимость иной раз заменять отсутствующую в этих местах «скорую помощь» вынудила общественность скинуться и помочь ему обзавестись более вместительным транспортным средством. Подойдя к калитке, он просунул руку в щель, приподнял засов, открыл и вошёл на помост, ведущий к крыльцу. Маленькая деталь во внешности дома подсказала ему, что внутри ждут гости. Поскольку такой знак мог оставить только один человек, то он особо не взволновался. Поднялся на крыльцо, отпер дверь и вошёл внутрь.
В большой комнате царил полумрак. Артамонов вернул на место занавеску окна, выходящего на улицу, закрывая от взглядов снаружи то, что будет происходить внутри, и одновременно стирая условный знак пришедших гостей. После чего включил свет и не спеша обернулся.
– Доброй ночи, Анатольич.
Гостей было двое. У стола сидел Андрей Смирнов, высокий, крепкий мужчина около пятидесяти лет. Артамонов прекрасно знал род его занятий, а также то, что всегда может рассчитывать на его помощь. Или защиту, в случае чего. А ещё тот был хорошим собеседником, что по нынешним временам не менее важно. По крайней мере, для доктора.
Второй визитёр расположился в кресле в глубине комнаты – невысокий мужчина между тридцатью и сорока годами, с обыденной, незаметной внешностью, с виду совсем не богатырь. Веки полуопущены, только на короткий момент он вскинул взгляд на доктора и молча поклонился.
– Анатольич, это Лёша. Он со мной.
– Привет, Андрюша. Здравствуй и ты… Лёша. А это, стало быть, мой сторож, которого я оставил бдеть за домом?
Артамонов обращался к большому серому коту, в ряду бесчисленных и крайне разнообразных предков которого весомое место занимало наследие породы «русская голубая». Кот этот вальяжно развалился на коленях Лёши, урчал под его пальцами, поглаживающими шерсть на загривке. При появлении хозяина он приоткрыл глаза, сверкнул из узких щёлок жёлтым, и снова зажмурился блаженно.
– Лёша ему гостинец прихватил, Виктор Анатольич, – пояснил Смирнов. – Немного копчёного балычка из сомятины. Чистое филе, без единой косточки.
– И этот мерзавец, конечно же, купился. Продажная ты душонка, Кузьма. Сукин, я бы сказал, кот…
Продажный мерзавец при звуках своего имени приоткрыл глаза ещё раз, крутанулся у Лёши на коленях, перевернувшись на спину, и потянулся всеми четырьмя лапами, растопырив на концах острые когти.
– …Ни стыда у тебя, ни совести, – закончил Артамонов и повернулся к Андрею: – Зачем пожаловали?
– Работа есть, Виктор Анатольич. Срочная. И много.
– Ого! Что приключилось? Несчастный случай на производстве?
– Нет, слава богу. Не с нашими. Понимаешь, там, в тайге, произошло кое-что. И у нас теперь на руках некоторое количество людей, кое-кто из которых нуждается в экстренной помощи. Марина сказала, что если ими не займётся настоящий, хороший хирург, то помочь мы им сможем потом только пилой или топором. Или лопатой, но это я уже от себя добавляю.
– Ну, раз Марина говорит такие вещи, стало быть, дело серьёзное. Куда ехать?