Чернила под кожей
Шрифт:
На остановке ко мне подходит пожилой мужик, просит не грустить и улыбнуться. Как смеет он просить меня ради него настроение менять! Я хмурюсь на него и показательно высмаркиваю нос. Я заболеваю. Ну и славно. Если слягу, то отдохну и похудею. Из-за болезни можно пропускать уроки, но нельзя – работу.
Амулеты и печати. Отметины на тайном языке. Ласточка – пять тысяч миль по морю. Если две ласточки, то
Сегодня мне ужасно грустно. Голова тяжелая, а в теле слабость. Я двигаюсь с трудом и говорю с трудом. Джоан поссорилась со своей мамой о совместных планах на вечер пятницы. Я ей говорю, что никто не умер. Все ссорятся со своими мамами. У нас, у женщин, слишком много чувств. Они вскипают и выливаются наружу.
Мне кажется, утром мама злилась на меня. Холодные змеиные глаза, его рука гладит мои волосы. Ей это не понравилось, и я знаю почему. Ни за что не расскажу ей о нашей с Томом ссоре. Да это даже ссорой-то назвать нельзя. Все будет хорошо, если я не стану возникать. Том этого не любит. Называет драмой. Как будто все мои обиды лишь игра. В каком-то смысле это так. Мне тяжело переживать о чем-то. Порой приходится даже заставлять себя, специально обижаться, когда Том делает что-то неприятное.
Мне бы хотелось получить любовь без всяческих условий, но это невозможно. Любовь такую даже мамы не дают, хотя людей послушать, так материнская любовь священна. У матерей как будто целый океан этой любви и преданности, благодаря которому мы становимся собой. Мама меня любит, но с условиями. Когда жизнь становится труднее или я не слушаюсь ее, она режет наши узы. Порою обнимает меня, вся в слезах. Что бы она делала, не будь меня? Не будь меня, осталась бы она с отцом?
Якорь означал спокойный путь по Атлантическому океану. Под ним писали то, что придавало сил. Мать. Отец. Жена. Чернила и бумага. Безопасность. Книги. Любимый город, куда надеялись вернуться.
А вот еще одна история из книги. «Острой бабушкиной книги», как я ее однажды маме назвала. Сама я этого не помню – мне мама рассказала. Лаура помнит только, какой я была милой или смелой. Все неприятное затмилось для нее.
Встретились чудовище и женщина, и родился у них ребенок. Девочка. Наполовину чудище – на ту половину,
Щипцами он выдернул ей зубы. Не человеческие зубы, а клыки, теперь он это видел.
Лезвием он сбрил ей чешую.
Мечом он отрубил ей хвост.
Обнаженную и окровавленную ее вышвырнули из дома. Взгляд ее был тусклым.
Она не ожидала ничего иного. У чудищ грустная судьба. В своей тетрадке я рисую злобный глаз. Женщину из змей. Корону из костей на голове царя. Девушку без головы, смотрящуюся в зеркало. Банку меда, наполненную пчелами. Я очень устала.
На географии рассказывают в основном про камни. Про их виды, про то, что из них делают. Про ландшафт. И кажется, что все вокруг всегда было таким, неизменяющимся, постоянным. Это не так. Все в нашем мире разрушается, сдвигается. Появляется и исчезает.
Лучше всего дракон или черепаха. Экватор. Ориентальные места. «Ориентальный» звучит так экзотично. Джоан, которую удочерили из Китая, говорит, что называть «ориентальными» места – это по-расистски. Не знаю почему. Мне нравится, как это звучит, какой пейзаж рисует. Благородные шелка, и дым, и тонкие длинные бородки. Честь и достоинство, и сакуры, и опиум. А… теперь понятно почему.
В этом месяце отец не выслал маме денег. «Мои деньги» – так она их называет. Как будто ей должны. Как будто она их заработала. Может быть, она права. Мне от него не нужно ничего, а вот она считает, что заслужила. Может быть, поэтому она такая нервная.
У учительницы нашей есть усы. Густые. Смотреть в лицо ей трудно. Они темно-серые и даже в чем-то милые. Интересно, замечает ли учительница их? Мне кажется, добрее человеку говорить о таких вещах. Если, конечно, он может это быстренько исправить. Заметную резинку от трусов или волосы в местах, где их быть не должно, убрать гораздо проще, чем акне или лишний вес.
Конец ознакомительного фрагмента.