Чернила, тайны и отец моей соседки
Шрифт:
Но ненадолго.
Алена вернулась, едва пробило восемь. Я с трудом сдержала стон.
– Ох, ты снова спишь?! – возмутилась она, словно я стояла в лыжах на асфальте. – Скоро учеба, Маш. Привыкай вставать вовремя.
Я простонала, собираясь обозвать ее нудной мамочкой, но передумала. Мое ворчливое настроение разрушили запах кофе и выпечки.
Алена принесла?
– Взяла тебе круассан и эспрессо. Не знала, какой ты любишь кофе, – прокомментировала она, подтверждая мои подозрения.
Я села на кровати, растирая заспанное лицо ладонью.
– Кофе? – все еще не верила я.
– Да,
– Откуда ты его взяла? Все кофейни еще закрыты.
– В центре одна работает. Я сбегала как раз дотуда. Обратно на такси.
Я вздернула брови удивляясь.
– Ничего не говори, – засмеялась Алена. – Я фиговая фитоняшка. Съела там горячую булку и выпила кофе. Пешком, тем более бежать, уже не хотелось.
– Спасибо, – наконец поблагодарила я, принимая стаканчик горячего эспрессо. – Можешь молока плеснуть?
– Конечно.
Алена достала из нашего маленького холодильника коробку и разбавила мой кофе. Я макнула круассан, откусила и застонала от удовольствия.
– Если молоко, то капучино или латте, – тоном детектива со стажем проговорила Алена.
– Да, – не стала я отпираться. – Капучино – это кайф.
– Согласна. В следующий раз буду иметь в виду.
Алена вытащила из ящика огромное полотенце, халат, тапочки, прихватила гель для душа.
– Пойду сполоснусь и прогуляюсь до универа. Потом, наверное, к подружке сгоняю. Буду вечером.
– А как же твой папа, который придет прибивать полки? – припомнила я.
– Сваливает он куда-то. Вчера прислал сообщение. Как всегда. Бестолковый.
В тоне Алены была тонна обиды и пренебрежения. Я постаралась не реагировать, хотя приятного было мало.
– Сколько я тебе должна? – спохватилась я.
Она уже выходила, но притормозила у двери и закатила глаза.
– Умоляю, Маш. Какие долги? Все по любви. Приятного.
Она закрыла дверь с той стороны, прежде, чем я успела возразить.
Учеба завалила лекциями и семинарами. Я очень быстро перестала переживать за новую соседку, тем более и думать забыла о ее бестолковом папе. Некогда было. Учёба и работа – тот еще беспощадный аттракцион. Алена, слава богу, не мешала мне жить. У нее были свои особенности, но в целом мы ладили.
Соседка вставала рано, ложилась около полуночи и не ворчала, что я иногда задерживалась на работе и шумела среди ночи.
Пару раз в неделю Алена бегала, и я тоже не жаловалась, что она бродит в шесть утра по комнате. В общем, за две недели проживания мы более-менее привыкли друг к другу. Больше всего меня напрягало, что Алена несколько раз пыталась рассмотреть мою тату. Один маленький кусочек никак не хотел заживать, и я продолжала заклеивать ее, обрабатывать. Алену не останавливала повязка. Пару раз она ходила со мной в душ за компанию и старательно задерживалась, чтобы застать мой момент обнажения.
Я всегда находила причину не оставаться при ней голой. Мне не было стыдно показать рисунок даже после нелицеприятных сравнений с уголовником. Причиной была та самая ранка, что никак не заживала. Алена точно рассмотрела бы ее и точно прокомментировала бы не самым приятным образом. После «петушары» можно было смело
Если не считать любопытства и легкой категоричности, Алена мне нравилась. Она несколько раз приходила ко мне на работу, и мы снова болтали. Вернее, Алена болтала, пока я варила кофе. Ее словесный понос стал для меня привычным явлением. Стоит признать, что истории своей жизни она рассказывала весело и задорно. Но забавнее всего мне казались комментарии о гостях. Алена приходила ко мне как в цирк, где показывали фриков.
Я была такой же диковатой, когда приехала в столицу. Поэтому Алёнкины остроты и возмущения не раздражали, а больше веселили. Когда она приходила, смена кончалась быстрее и казалась легче.
Если отбросить мое ревностное отношение к собственной тату, то можно сказать, что с Аленой мы ладили.
Возвращаясь с занятий теплым сентябрьским днем, я радовалась солнцу и хорошей оценке на семинаре. Мне очень хотелось заработать побольше плюсов и, может быть, сдать сессию досрочно. Завтра нужно обязательно посидеть в библиотеке. Как раз выходной. Сегодня работа. Я заскочила домой, чтобы бросить сумку и взять зарядку от телефона. Он почти разрядился, а вечером обещала позвонить мама.
Дверь комнаты оказалась приоткрыта. Я услышала, что внутри кто-то сверлит стену.
– Неужели сама решила повесить полки? – проговорила я, входя в комнату.
Жужжание шуруповерта проглотило часть моих слов. Нет, Алена не делала сама ничего. Она стояла у стола и придирчиво смотрела на стену напротив.
– Маш, привет, – бросила она чуть раздраженно, как будто весь мир ее отчаянно заколебал сегодня. – Вот…
Соседка сморщила нос, пытаясь подобрать слова. Она замялась…
Я перевела взгляд туда, где должны быть полки. Ко мне спиной стоял мужчина. Широкие плечи, белая майка. Из-под рукава по загорелой коже выплывал яркий карп. У меня остановилось сердце. Воздух застрял в горле, не давая вскрикнуть от ужаса.
Я остолбенела, а Алена наконец нашла слова.
– Это мой папа. Олег Викторович. Па, это Маша, моя соседка.
Мне нужно было убегать, спасаться. Но я опять, как всегда при Олеге, не могла двигаться. Что за ядовитая аура вокруг него?
Олег Викторович опустил инструмент и медленно обернулся. Я взмолилась, чтобы это была галлюцинация. Не могло такого быть. Просто он мне чудится везде. Карп – это совпадение. Широкие плечи и белая майка есть у многих.
Я имела полное право на такие мысли. Олег не мог быть отцом Алены. Скорее, я немного сошла с ума, скучая по мужчине, которого сама себе запретила встречать снова.
Через мгновение папа Алены уже смотрел мне в глаза. Я лишилась своей хромоногой надежды на ошибку. Олег тоже замер с шуроповертом в руке, забыв про полку, кашлянул. Очки немного съехали ему на нос. Он поправил их безумно сексуальным движением пальца.
– Маша, – проговорил он через бесконечную секунду, за которую я отчаянно желала умереть. – Привет.
– Здравствуйте, – очнулась я наконец. – Очень приятно.
Последнее я вставила, намекая Олегу не сообщать, что мы уже знакомы. Я точно не хотела, чтобы его дочь знала о… О нас.