Чернильная смерть
Шрифт:
— Нет, только не это! — пробормотал Фенолио. — Нет! Нет! Нет! — во всю глотку закричал он вниз, своему созданию. — Этого не трогай! Оставь Принца в покое! Я тебя не затем позвал! За Зябликом гонись! Лови его людей! Шевелись давай!
Великан поднял голову, поискал глазами крикуна, а потом не спеша нагнулся и подобрал с земли Принца и медведя.
— Нет! — закричал Фенолио. — Что теперь будет? Что я наделал? Он же ему все кости переломает!
Разбойники замерли на своих канатах. Один из них метнул нож в руку великана. Тот вырвал его зубами, как занозу, и бросил Черного Принца, словно надоевшую игрушку. Мегги вздрогнула, когда тело глухо стукнулось о землю и осталось лежать недвижимо.
Поднялся крик. Баптиста бросился к канату, чтобы спуститься к Принцу. Фарид и Дориа последовали за ним, и даже Элинор рванулась вслед. Роксана с выражением ужаса на лице обнимала двоих рыдающих детей. А Фенолио в бессильной ярости тряс поручень, огораживавший сук.
— Нет! — снова закричал он, нагибаясь над бездной. — Нет, этого просто не может быть!
И тут ограждение лопнуло, и Фенолио полетел вниз. Мегги пыталась ухватить его за плащ, но не успела. Фенолио падал с изумлением на морщинистом лице — и великан подхватил его в воздухе, как спелый плод. Дети уже не кричали. Женщины и разбойники тоже застыли в гробовом молчании, а великан присел под деревом и стал разглядывать, что это он поймал. Медведя он небрежно отодвинул в сторону, а Принца снова взял в руку. Медведь, рыча, бросился на помощь к хозяину, но великан щелчком отбросил его подальше. Потом поднялся, в последний раз взглянул на детей вверху и зашагал прочь, держа в правой руке Фенолио, а в левой — Принца.
Ангелы-хранители
Я спрашиваю тебя: что бы ты стал делать на моем месте?
Скажи мне. Скажи, пожалуйста.
Но для тебя все это так далеко.
Твои пальцы перелистывают одну за другой страницы, которые как-то связывают мою жизнь с твоей.
Твои глаза в безопасности. Эта история — просто еще одна глава в твоем воображении. А для меня это здесь и сейчас.
Орфей впервые увидел Виоланту на пиру у Зяблика и сразу представил, как чудесно будет вместе с ней царствовать над Омброй. Любая из ее служанок превосходила дочь Змееглава красотой, но в Виоланте было другое: надменность, честолюбие, властность. Орфея все это привлекало. Когда ее ввели в Зал тысячи окон, он задохнулся от восторга, глядя, как гордо она держит голову, хотя поставила на карту все и проиграла.
Она обвела глазами присутствующих, как будто это они — проигравшие: ее отец, Пальчик, Свистун. Орфея она просто не удостоила взглядом. Откуда ей знать, какую важную роль он играет в этой истории! Змееглав и сейчас сидел бы в дорожной грязи со сломанным колесом, если бы Орфей не вычитал ему сразу четыре новых. Как они все на него уставились! Даже Пальчик с тех пор проникся к нему уважением.
Дневной свет уже не заливал Зал тысячи окон. Пальчик велел завесить кружевные стены черной тканью, и лишь пять-шесть факелов озаряли темноту. Но лицо своего злейшего врага Орфей сможет разглядеть.
Когда в зал втолкнули Мортимера, высокомерная маска дрогнула на лице Виоланты, но она быстро овладела собой. Орфей удовлетворенно отметил, что с Перепелом явно обращались не лучшим образом. Тем не менее узник пока держался на ногах, и, конечно, Свистун позаботился о том, чтобы руки у него были в порядке. «Зато язык они вполне могли бы ему вырезать, — думал Орфей, — а то сколько можно слушать хвалы его голосу». Но тут ему пришло в голову, что Мортимер еще не сказал, где книга Фенолио, — Сажерука-то уже не
Факелы освещали только Мортимера. Змееглав оставался во мраке. Очевидно, он не хотел показывать пленнику, во что превратилось его тело. Но об этом легко было догадаться по запаху.
— Ну что, Перепел? Моя дочь, наверное, иначе расписывала тебе наше второе свидание? — Змееглав дышал хрипло, как глубокий старик. — Я обрадовался, когда Виоланта предложила встретиться здесь, несмотря на дальнюю дорогу. Однажды этот замок уже принес мне счастье — правда, недолгое. И потом, я был уверен, что мать Виоланты ни слова не сказала ей о подводном туннеле. Она часто рассказывала дочери об Озерном замке, но правды в этих рассказах было мало.
Лицо Виоланты оставалось непроницаемым.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, отец.
Как старательно она избегает глядеть на Мортимера! Трогательно.
— Да, ты ничего не знаешь. В этом-то все и дело. — Змееглав рассмеялся. — Я, видишь ли, частенько посылал подслушивать, что рассказывает тебе мать в старых покоях. Все эти истории о счастливом детстве, милые россказни, направленные на то, чтобы ее некрасивая дочурка мечтала о месте, где все иначе, чем в нашем замке. Реальность, как правило, отличается от того, что мы о ней рассказываем, но ты всегда путала эти две вещи. Как и твоя мать, ты никогда не могла отличить желаемое от действительного — разве не так?
Виоланта не ответила. Она стояла с высоко поднятой головой и молча смотрела в темноту, где скрывался ее отец.
— Когда я впервые встретился здесь с твоей матерью, — хрипло продолжил Змееглав, — у нее было одно желание: прочь отсюда. Она давно бы сбежала, если бы отец дал ей такую возможность. Она рассказывала тебе, что одна из ее сестер разбилась насмерть, пытаясь вылезти из окна в этом зале? И что ее саму чуть не утопили русалки, когда она хотела перебраться через озеро вплавь? Нет, наверное. Вместо этого она уверила тебя, будто я вынудил ее отца согласиться на наш брак и насильно увез ее отсюда. Кто знает, может быть, в конце концов она сама в это поверила.
— Ты лжешь! — Виоланта изо всех сил старалась говорить спокойно. — Я не хочу больше это слушать.
— И все же тебе придется выслушать, — невозмутимо ответил Змееглав. — Хватит тебе прятаться от действительности за красивыми историями. Твой дед жестоко расправлялся с поклонниками дочерей. Поэтому твоя мать показала мне подземный ход, тот самый, по которому Свистун незаметно пробрался в замок. Она была тогда пылко в меня влюблена, хотя, возможно, ты слышала от нее что-то другое.
— Зачем ты рассказываешь мне небылицы? — Виоланта по-прежнему высоко держала голову, но голос ее дрожал. — Это не мама показала тебе туннель. Наверняка о нем разузнал какой-нибудь из твоих шпионов. И она никогда тебя не любила.
— Думай как тебе нравится. Вряд ли ты много знаешь о любви. — Змееглав закашлялся и со стоном поднялся с кресла. Виоланта отпрянула, когда он вышел на свет факелов.
— Да, погляди, во что превратил меня твой благородный разбойник, — сказал он, медленно подходя к Мортимеру.
Ходьба давалась ему с трудом. За долгий путь Орфей нагляделся на муки, которые причинял Серебряному князю каждый шаг, но голову Змей по-прежнему держал высоко, как и его дочь.
— Не будем говорить о прошлом, — сказал он, останавливаясь так близко к Мортимеру, что тот задохнулся от чудовищного запаха. — И о том, как моя дочь представляла себе нашу сделку. Убеди меня, что есть смысл не спускать немедленно шкуру с тебя, а также с твоей жены и дочери. Ты, может быть, думаешь, что на сей раз они не в моей власти. Ты ведь оставил их у Черного Принца. Но я знаю о пещере, где они скрываются. Мой бестолковый шурин, наверное, уже везет их в Омбру.