Чернильная смерть
Шрифт:
Да, Мортола заранее знала, как вспыхнут при этих словах глаза Хвата. Он не понимал, что движет Перепелом. И то, что ей книга нужна лишь как выкуп за погибшего сына, тоже было выше его понимания. Зато рада серебра и золота он не мешкая тронется в путь. Как только не станет Черного Принца, который один способен его удержать. К счастью, ягоды действуют быстро.
Гекко подзывал ее — набрал в ладонь хлебных крошек и протягивал с таким видом, как будто ничего вкуснее на свете не бывает. Вот болван! Воображает, будто разбирается в птицах. Впрочем, может быть, он и правда в них разбирается. Она-то ведь не настоящая
С каждым днем становилось труднее держать крылья неподвижно, когда сороке хотелось вспорхнуть, и Мортоле приходилось отчаянно трясти птичьей головой, чтобы туда приходили человечьи мысли. Иногда она даже не могла вспомнить, о чем они были.
В последнее время у нее порой и без зерен пробивались перья. Слишком много опасного снадобья она проглотила, и яд теперь бродил у нее в крови, превращая в птицу. Ну и что. Потом ты уж как-нибудь от нее избавишься, Мортола. Но сперва переплетчик должен погибнуть, а твой сын — ожить. Его лицо… Каким оно было? Она уже не могла вспомнить.
Черный Принц все еще спорил с Хватом. Это часто случалось в последнее время. Ешь! Ешь скорее, болван! Подошли еще двое разбойников: рябой комедиант, который все время держался возле Принца, и Гекко, смотревший на мир так же, как Хват. К ним подошла женщина, принесла комедианту миску с супом и показала на ту, что была приготовлена для Принца.
Да, послушай ее! Сядь наконец! Ешь! Мортола покрутила шеей. Она чувствовала, как человеческое тело рвется стряхнуть перья, вытянуться, распрямиться. Вчера двое детей чуть не застали ее в момент превращения. Глупая шумливая мелочь! Она не любила детей, кроме своего сына, но даже ему никогда не показывала своей любви. Любовь портит: делает мягким, доверчивым…
Ну вот. Ест. Наконец-то. Приятного аппетита, Принц! Медведь подошел к хозяину и понюхал его миску. Пошел вон, глупая скотина! Пусть ест. Четыре ягоды. Лучше бы пять, но и четырех, наверное, хватит. Как хорошо, что деревьев, на которых они растут, было в лесу полно. В нескольких метрах ниже пещеры стояло сразу два таких. Реза постоянно предостерегала детей от этих ягод: она их в свое время часто собирала для Мортолы, когда зима убивала все ядовитые травы. Черный Принц поднес миску ко рту и выпил остатки. Отлично. Скоро Смерть хватит его за кишки.
Мортола издала торжествующий стрекот и вспорхнула. Гекко снова поманил ее крошками, когда она пролетала у него над головой. Дурак. Правильно говорит птица. Глуп, глуп, все они глупы. И слава Богу.
Женщины начали разливать суп детям. Дочь Волшебного Языка стояла в самом конце длинной очереди. Есть еще время сорвать несколько ягод и для нее. Вполне достаточно времени.
Рука Смерти
Смерть велика.
При ней мы живы, смеемся, а в час,
24
Перевод С. Петрова.
Суп Минерва варила отличный. Мегги его часто ела, когда жила у Фенолио. От дымящейся миски подымался такой вкусный запах, что огромная холодная пещера на мгновение показалась уютным домом.
— Мегги, прошу тебя, съешь хоть немножко! — сказала Реза. — Мне тоже совсем не до еды, но твой отец вряд ли обрадуется, если мы уморим себя голодом от страха за него.
Да, наверное. Сегодня утром она попросила Фарида снова вызвать огненные картины, но пламя не захотело с ним разговаривать.
— Понимаешь, огонь нельзя принудить, — с досадой бормотал Фарид, собирая пепел обратно в кошель. — Пламя хочет играть, поэтому нужно притворяться, что тебе на самом деле ничего от него не нужно. Но как я могу это сделать, когда ты смотришь с таким видом, будто речь идет о жизни и смерти?
А о чем же еще? Даже Черный Принц тревожился за Мо. Он решил с несколькими своими людьми отправиться вслед за Виолантой к Озерному замку. Завтра они собирались пуститься в путь. Но Резу и Мегги он отказался брать с собой.
— Конечно! — горько прошептала мать. — Этот мир принадлежит мужчинам.
Мегги взяла деревянную ложку, которую вырезал ей Дориа (ложка получилась отличная), и без особой охоты опустила в миску. Сланец с завистью поглядел на нее. Конечно. Стеклянные человечки любят человеческую еду, хотя им от нее плохо. Фарид снова был здесь, но Сланец все чаще проводил время с Дориа. Мегги это не удивляло. Фарид стал неразговорчив с тех пор, как Сажерук снова отослал его от себя. Большую часть времени он бродил, не зная покоя, по окрестным горам или пытался вызвать огненные картины.
Роксана лишь раз посмотрела в пламя, а потом холодно сказала Фариду: «Спасибо тебе, но я предпочитаю прислушиваться к своему сердцу. Оно обычно подсказывает мне, все ли с ним в порядке».
— Ну вот! Я же говорил Сажеруку! — ворчал Фарид. — Зачем он послал меня к ней? Я ей не нужен! Она прогнала бы меня совсем, если бы могла!
Дориа протянул Сланцу свою ложку.
— Не давай ему больше, — сказала Мегги. — Ему вредно. Спроси его самого!
Она любила Сланца. Он был куда приветливее Розенкварца, который обожал браниться и ссориться с Фенолио.
— Она права, — смущенно признался Сланец.
Ноздри у него дрожали, жадно втягивая пар, словно стеклянное тельце хотело напитаться хотя бы запретным запахом. Дети, сидевшие вокруг Мегги, засмеялись. Все они любили стеклянного человечка. Дориа часто приходилось уносить его подальше от неосторожных детских ручонок. Куницу они тоже любили, но Пролаза щелкал зубами и шипел, когда детская любовь его чересчур донимала, а стеклянный человечек был беззащитен.
Суп пах действительно вкусно. Мегги зачерпнула ложку — и вздрогнула, когда на плечо ей вдруг порхнула сорока, прибившаяся к Гекко. К этой птице в пещере уже привыкли, как к медведю и Пролазе, но Реза ее не любила.