Чернобыль. Обитель зла

Володин Виктор

В общем, я не удивился бы, окажись эта каменюка чем-то, имеющим вообще не местное происхождение.

– Кстати, Степан Иванович, – заметил я, – она ведь не единственная. Есть основания утверждать, что все девушки, пострадавшие в историях с неврозом, так или иначе вступали в контакт с камнем. И еще один момент, о котором я пока не успел доложить. Вчера Мария Евгеньевна Кижеватова передала мне еще один образец камня.

Зарембо довольно кивнул.

– Это просто замечательно, Сережа!

Давай-ка напряги наших ученых по полной программе. Пусть они этот камень, если понадобится, на молекулы разложат. Но чтобы узнали про него все, на что хватит возможностей нашего оборудования. И не только нашего. Я думаю, что мы сможем подключить ряд внешних лабораторий.

Я кивнул. Да, такое тоже практиковалось. Под всякими благовидными предлогами, не называясь и не представляясь, наше управление то и дело пользовалось мозгами и ресурсами множества закрытых и открытых НИИ по всей территории России. Это случалось тогда, когда своих сил не хватало. То есть не так уж и редко. Конечно, у нас очень мощная научная лаборатория, но невозможно на базе одного небольшого здания собрать всю технику и всех специалистов, которые могут понадобиться. Опираясь на эту мысль, Зарембо то и дело намекал шефу ФСБ, что неплохо было бы прекратить конспирацию и вывести Особую Группу на полностью легальный уровень. Но тот всякий раз отказывал, руководствуясь все теми же мотивами безопасности, свободы действия и нежелания участвовать в закулисных игрищах политической верхушки. В общем-то это было верной позицией, хотя и вынуждало нас маскироваться, врать и вылезать на люди под чужим лицом.

Степан Иванович между тем продолжал:

– Думал я долго. Но так ни до чего и не додумался. И вообще начал чувствовать себя очень странно. Как будто бы что-то не давало мне как следует шевелить мозгами. Ощущения были, я тебе доложу, очень гадостные. Я даже не удержался от того, чтобы выпить прямо на рабочем месте. Вылакал почти стакан коньяка, и, кажется, стало легче. Или, по крайней мере, показалось, что полегчало.

Наконец я поехал домой. И там тоже чувствовал себя, как кипятком обваренный. Спать завалился, чтоб тебе не соврать, около десяти вечера. И вот тут-то самое интересное и началось…

Зарембо смолк, призадумался. Достал сигареты, прикурил, выпуская дым через нос. Запил первую затяжку чаем. Потом пристально глянул мне в глаза и осторожно продолжил:

– Я сразу предупреждаю, Сережа: не принимай мои дальнейшие слова близко к сердцу. Помни, что я всего лишь рассказываю тебе свой сон. Наверное я бы и не стал ничего говорить, но сон этот был таким, что не поделиться не могу.

Так вот, я лег в постель и около часа ворочался, потому что не мог заснуть. Подумал – может, жене в санаторий позвонить? Хороший разговор

на сон грядущий – что еще надо старому цыгану? Но пока думал – сам не заметил, как заснул. И очень странно заснул, скажу я тебе! Как будто бы кровать исчезла и осталась только простыня, под которой пустота. И вот в эту пустоту я и грохнулся. Дух захватило, я чуть не заорал. Потому что успел представить, что от меня останется, если я с высоты наземь брякнусь. Но высота, как оказалось, была совсем никакой. Метра два.

Шмякнулся я на что-то мягкое. Покатился, в простыне запутался… Наконец смог остановиться и выпутаться. Смотрю – а вокруг прямо как в сказке – чистое поле. Точнее, что-то вроде большого луга – до самого горизонта. И на горизонте – лес, до которого так далеко, что он кажется просто неровной линией.

Я лежал в высокой траве. Судя по всему, была та же пора года, что и сейчас. Но трава была не скошена. То бишь – места совсем дикие.

Я встал, посмотрел на себя. Оказалось, что одет в свою обыкновенную повседневную одежду – джинсы, рубашка, кроссовки. Все знакомое, все любимое. Я мог запросто вспомнить, где именно я купил каждый из предметов своего гардероба и какие именно воспоминания у меня на них наросли, пока я ими пользовался.

Короче, я торчал посреди огромного луга и просто не представлял, что делать дальше. Наконец решил – надо идти к лесу. Он хоть и далеко, но хоть какое-то разнообразие.

Я пошел, и тут оказалось, что с пространством в этом сне что-то не так. Каждый шаг переносил меня на добрых пару сотен метров. Так что дорога до леса заняла не так уж и много времени. А когда я добрался до опушки, все снова стало обыкновенным. И я уже нормальными шагами пошел дальше. Я ведь теперь четко понимал, что в лес надо идти обязательно, если в самом деле хочу что-то понять.

Лес оказался обыкновенным – большей частью сосновым, с подлеском. Брусника по земле стелилась коврами. И странное дело – ягоды уже были красными, как осенью. Даже захотелось сорвать и попробовать. Но изнутри какой-то голосок подсказывал, что в этом лесу вообще ничего нельзя есть и пить.

Тогда я пошел с опушки в глубину. Я понимал, что вижу сон. Но сон этот был словно наяву! Представляешь, я чувствовал не только, как пружинит мох под ногами, но еще и запахи – хвои, травы, смолы. Обычные лесные запахи, ничего странного.

Странной в этом лесу была тишина. Плотная, ватная, такая же, какая бывает, когда зимой, в безветренную погоду, идет сильный снег. Тогда любой звук глохнет, как бы гасится. Именно это и происходило. Даже мои шаги по мху и брусничнику звучали как через несколько слоев плотной мягкой ткани. Не говоря уже о том, что не было птиц.

Конец ознакомительного фрагмента.