Чернобыль. Обитель зла
Шрифт:
Степан Иванович присвистнул.
– Только этого нам для полного счастья и не хватало! Слушай, а оно в человека превращалось или это был человек раньше?
Я пожал плечами. Честно говоря, такая мысль мне в голову не приходила. По крайней мере, пока. Наверное, потому, что это было еще более отвратительно, чем превращение ящерообезьяны в человека. Но принять во внимание как версию ее следовало однозначно – Зона была неисчерпаемым источником сюрпризов.
Зарембо прекратил гипнотизировать камень взглядом и протянул к нему руку. Перехватив мой напряженный взгляд, подмигнул. Дескать, не переживай:
В общем, мне ничего не оставалось, кроме как со вздохом посмотреть, как Зарембо взвесил в руке линзу, потом, беззвучно шевеля губами, переложил в другую. Потом – поднес к лицу и очень осторожно принюхался. Я следил за этим перфомансом, дурея от редкостного зрелища.
Наконец Степан Иванович вернул камень в пакет. Провел пальцем по верхней кромке, прижимая застежку, и положил артефакт на стол. Помедлил секунду, а затем отодвинул его от себя подальше.
Я ждал вердикта. Зарембо помолчал минуту, а потом устало сказал:
– Странное ощущение. Как будто бы не я к нему присматривался, а он ко мне… Никогда такого не было. Короче, Сергей, ты поаккуратней с этой штукой, она и вправду непростая, – последнее слово генерал выделил интонацией голоса.
Больше Зарембо не сказал ничего. И вообще – сказался занятым и отправил меня восвояси. Честно говоря, меня это даже немного напрягло. Но спрашивать напрямую я не решился. Потому что Зарембо, казалось, поймал за хвост какую-то очень изворотливую мыслишку и теперь отчаянно пытался ее не упустить.
Я попрощался и вернулся к себе. И, разумеется, обнаружил на телефоне пропущенный вызов. Судя по всему, сегодняшний день был настроен именно так, чтобы мне приходилось постоянно догонять события.
На сей раз меня искали химики. Я перезвонил. Оказалось, что у них готовы результаты анализа химического состава линзы. Я спросил, не затруднит ли их принести выписку ко мне, если ситуация не требует моего присутствия.
Присутствия не требовалось, и через пять минут у меня в кабинете нарисовался парнишка-лаборант. Он передал мне бумаги и диск с электронной версией. В последнее время мы все больше склонялись к последнему варианту подачи документации. Тем более, что большинство бумаг, как водится, имело только сиюминутную ценность. И после ознакомления превращалось в макулатуру, которую приходилось скармливать шредерам с последующим сожжением получающейся «лапши». Полностью отказаться от бумаги, правда, не получалось – и в силу нашей общей консервативности, и потому, что с отдельными документами было удобнее работать на бумаге.
Руководство уже несколько месяцев рассматривало идею с закупкой у буржуев специальной краски для временной печати. Но, как водится, подобного рода вопросы быстро не решаются.
Поблагодарив лаборанта, я углубился в чтение документов. Оказалось, что линза действительно каменная – гематитовая, как и предположил Зарембо. Сам по себе материал, конечно, не представляет ничего особенного. Обыкновенный, очень популярный поделочный камень. Но в наших широтах он не встречается, и откуда взялся
Я подшил отчет к делу и вернулся к материалам биологической лаборатории. За их рассмотрением меня и застал звонок на мобильный телефон. За трубкой я тянулся с чувством легкой заинтригованности, так как обычно все мои коллеги звонят на служебный номер. А у друзей, в принципе, нет привычки трезвонить посреди рабочего дня. Да и номер был неизвестным. Хотя, кажется, визуально знакомым. Я снял трубку.
– Здравствуйте, Сергей! Это вас Кижеватова Мария Евгеньевна беспокоит.
– Здравствуйте, Мария Евгеньевна! – сказал я. – Чем могу помочь?
– Сергей, я вам не просто так звоню. Я давеча не все вам рассказала, а теперь думаю, что, наверное, сделала неправильно. Вы уж меня извините. Сама не знаю, что на меня нашло!
Я подумал, что это как раз не вопрос. На Марию Евгеньеву нашла традиционная русская неприязнь к ментам и всем подобным сословиям. Вот ведь страна – любое сотрудничество с людьми, находящимися на службе государства, воспринимается как сту качество.
Разумеется, вслух я этого не сказал. Гражданка Кижеватова услышала от меня:
– Ничего страшного. Главное, что вы все-таки решили рассказать. Я вас внимательно слушаю.
Мария Евгеньевна некоторое время мялась, видимо собираясь с мыслями. А потом все-таки заговорила:
– Вы знаете, тут такое дело: после того, как Лену забрали в больницу, осталась одна вещь, которую я у нее раньше не видела. И эта вещь мне показалась очень странной. Я ее спрятала, и такое чувство, что нарочно забыла, куда. А вот вчера, когда возилась с уборкой, нашла снова.
Я готов был биться об заклад, что знаю, какую именно вещь нашла Мария Евгеньевна.
– Простите, вы случайно, не о черной каменной линзе говорите? – спросил я.
– Да, именно о ней. А вы откуда знаете? Или вы уже такую находили?
– Да, подобную вещь я уже встречал. Но при несколько других обстоятельствах.
– То есть это имеет отношение к тому, что случилось с Леной?
Я несколько секунд подумал, а потом твердо сказал:
– Да, я думаю, что имеет. Только пока что не знаю, какое именно. Я как раз сейчас пытаюсь это выяснить.
– Сергей, простите, а вы не могли бы приехать ко мне и забрать этот предмет. Или давайте я сама привезу его, куда скажете. Потому что, если честно, меня эта линза пугает. Она какая-то неправильная.
Конечно, позволить Марии Евгеньевне приехать к нам, в наш засекреченный офис, я не мог. И потому сказал, что немедленно выезжаю к ней сам. В принципе эта поездка была очень кстати. Она способна была съесть порядочный кусок моего рабочего времени. Все-таки хоть и увлекательная у меня служба, но и вечер тоже ожидался чрезвычайно приятный.
Мария Евгеньевна встретила меня в дверях квартиры. Выглядела она так, словно я приехал исключительно с целью ее немедленного ареста за сокрытие важной улики. Теоретически к этому и вправду можно было прицепиться. Практически – я не хотел ни неприятностей женщине, ни огромного количества бумажных проблем для себя. Попробуй-ка предъявить обвинение, если твое структурное подразделение практически не существует!