Чернобыль. Обитель зла
Шрифт:
Аномальным, по большому счету, выглядел только этот самый громкий крик девочки. Это же как надо глотку рвать, чтобы боец с лестницы сверзился? Но нужно отдать девушкам должное – вопить многие из них могут так, что уши закладывает. И если она заверещала неожиданно, то мог ли несчастный спасатель хлопнуться с лестницы? Как по мне, так запросто…
Теперь медицинское освидетельствование гражданки Кижеватовой. Да, имели место разрыв барабанных перепонок, сильное носовое кровотечение и общий шок. Но опять-таки списать все это можно хотя бы на то, что у девочки аномально
В общем, ничего такого, что говорило бы о вмешательстве в данное дело Зоны, я не нашел. Так что, пожалуй, следует спокойно вернуть всю эту писанину в РОВД и предложить им там поработать самостоятельно, а не сваливать свою работу на другие организации.
Подумав еще немного, я все же решил посовещаться с Зарембо. Это верно, что опыта оперативной работы у меня больше, но он порой умудряется почувствовать то, что проходит мимо моего внимания. То ли этому его нелегкая жизнь научила, то ли сказывалась цыганская кровь, но, так или иначе, интуиция у шефа – дай боже!
Я позвонил, выяснил, что шеф не занят, и поднялся к нему. Зарембо, взяв у меня из рук папку, спросил:
– Как думаешь, это туфта или нет?
– Я ничего такого не увидел, чтобы принимать дело на разработку в Группу. А вы как считаете?
Зарембо поскреб пальцем бровь.
– По правде говоря, я тоже думаю, что это не по нашей части. Мы ведь не пункт психологической помощи, не так ли? С другой стороны, пока ты работал у себя, я сделал пару звонков. Это не единичный случай внезапного психоза. В смысле психоза по похожему сценарию. Есть еще два подобных происшествия. Одно – с девчонкой из Бирюлево. Второе – в Люберцах.
– Что, тоже кричали на ментов и ломали дома технику?
– Ага. Технику ломали. С ментами, правда, ничего похожего не было, насколько я знаю.
– И как решились проблемы?
Зарембо невесело покачал головой.
– Та, что из Бирюлево, по жизни была из так называемых трудных подростков. С родителями находилась в состоянии войны на уничтожение. Там вообще семейка отшибленная на всю голову. И когда у девчонки снесло планку, на это никто и внимания не обратил толком. Единственное, на той стадии, когда надо убегать из дому, ее заперли в комнате. Девочка попыталась дотянуться из окна до водосточной трубы – видать, решила по ней спуститься. Но сорвалась, упала с восьмого этажа и разбилась насмерть.
Я поморщился. История подобного рода – один из самых надежных способов испоганить мне настроение всерьез и надолго.
– А во втором случае?
– Примерная семья. Нормальная девчонка, художница и все такое. Она пропала без вести. Сейчас находится в розыске, и что-то мне подсказывает, что этот розыск ничего не даст.
Я задумчиво потер лоб. Один случай психоза – это, действительно, полная ерунда. Три – явная аномалия. Правда, не обязательно завязанная на Зону. С другой стороны, в нашем стабильном высокотехнологичном мире только Зона
Я постучал пальцами по столу.
– Значит, предлагаете мне проверить?
Зарембо кивнул.
– Здесь работы, по большому счету, на день. Максимум на два. Навести родственников этих девчонок и пообщайся с ними. Может, это наведет тебя на какие-то мысли. А если не наведет, мы уже с чистой совестью сможем от этих психозов откреститься… – он помолчал немного, потом спросил, пристально глядя мне в глаза:
– Сережа, а вот скажи: насколько, по-твоему, ты понял Зону?
Ответить на этот вопрос с ходу я, конечно, не мог. Он был слишком простым, чтобы ляпнуть первое, что взбредет на ум. Зарембо не торопил – просто смотрел на меня исподлобья и ждал, шевеля усами.
Наконец я решил, что ответ готов.
– Знаете, Степан Иванович, я уже добрых лет семь с ней в контакте. На Украине, в Москве… в других городах. Все это время Зона была и есть рядом. Я чувствую ее. В основном я представляю себе, чего можно ждать от нее в той или иной ситуации. Но сказать, что я понял Зону – это было бы преувеличением. Между нами, Степан Иванович: иногда я не могу избавиться от мысли о том, что Зона – это что-то вроде ребуса. Только пока неясно, каковы принципы зашифровки и что нам откроется, когда мы этот ребус прочтем.
Зарембо понимающе кивнул.
– Ладно, Сережа, приглядись повнимательнее к этим делам. Ведь у тебя, вроде, пока нет ничего более серьезного, чем следовало бы заняться в первую очередь, не так ли?
Я кивнул.
– Хорошо. Тебе нужны еще какие-то уточнения относительно происшествия с Кижеватовой?
– Конечно, – ответил я. – Но в этом лучше разобраться на месте. Как думаете, мать девочки не станет возражать, если я нанесу ей визит? Хотелось бы глянуть на личные вещи Елены.
Зарембо усмехнулся.
– Ну, я думаю, если помашешь у нее перед глазами своим удостоверением, проблем не будет. Или «Особая Группа ФСБ» – это, по-твоему, недостаточно серьезно звучит?
– Может, чересчур серьезно? – покачал я головой. – Мама может возомнить неизвестно что. У дочери всего-то подростковый психоз, а тут появляюсь я и с такими внушительными бумагами, что хоть под кровать прячься. Народ у нас нынче подкованный, насмотревшийся телесериалов вроде тех же «Секретных материалов».
– Может, и возомнит. А может, и нет. Но начни она возникать на сей счет – кто же ей поверит? Короче, Сережа, не волнуйся. Твое удостоверение придется к месту и ко времени.
– Тогда, наверное, я прямо сейчас поеду, Степан Иванович?
– Работай, майор! – ответил Зарембо.
Так уж сложилось, что мне не часто приходится работать с разного рода потерпевшими. Обычно у нас этим есть кому заняться помимо меня. Но теперь я вынужден был настроиться на предстоящую беседу по душам. И, честно говоря, я серьезно опасался за свои способности прикладного психолога.
Я набрал телефонный номер Кижеватовых.