Чернобыльская рокировка

Лабунский Станислав

Он к Сталинграду взводным подошел. Сам во взводе пятый. Начал пополнение получать, чуть не заплакал. Пионеры и пенсионеры, местный военкомат последних жителей в строй поставил. Украл он канистру спирта и подвалил к начальнику заградительного отряда с предложением. Пол-литра влаги за голову, прямой обмен.

Выбрал себе двадцать человек. В одном ошибся, пришлось пристрелить. Потихоньку пионеры подрастали, старые кони тоже борозды не портили. Артиллеристов с орудием себе оставили. Он, по факту, давно ротой командовал, поэтому, когда старшего лейтенанта убило,

комполка его поставил. Тяжело было с роты уходить.

До весны наступление шло. Катился фронт на запад и остановился без боев. Выдохлась пехота, не могли солдаты дальше идти. Силы кончились, а на танки всех не посадишь. Нет столько танков.

Вот тогда разведка стала по профилю работать, за «языками» ходить.

Ну, кто как. Такса была твердая. Поймают солдатики во время боя ефрейтора немецкого, отдадут его разведчикам, те им десять банок тушенки американской. Почистят пленного, и ведут в штаб. Всем хорошо. Солдаты сытые, разведчикам за линию фронта идти не надо, у штабных немец есть для разговоров. Одному немцу плохо, да и болт на него, он же нацист. Одно плохо, штабные рядовых не брали. Тому, серой скотинке, одна дорога, в лагерь.

Заточка свой взвод взял железной рукой. Были у него такие вихри, три медали и два ордена на груди, а у него значок гвардейский, шесть шрамов и контузия. Не авторитет он для них. Был, до первого выхода.

Пошли на пулеметы в лоб вчетвером. Полночи ползли по метру в минуту. Вырезали немцев начисто, батарею в небо, склад туда же, и на немецком бронетранспортере с двумя офицерами связанными, к штабу подкатили.

Через месяц Заточка командарму мог в глаза сказать: «Батя». Тот довольно щурился, таким отношением не многие могли похвастаться.

Все понимали, что затишье не навсегда. Скоро опять вперед. А разведке прямо сейчас. А траншеи у немцев одна за другой, между ними проволока колючая, мины густо наставлены, каждый метр передовой пристрелян. А «языка» дай, разведчик. Тебе за него в паек шоколад со сгущенкой уже дали. Отрабатывай УДП. Усиленное дополнительное питание. Умрешь днем позже. Как хочешь, так и расшифровывай, все будет правильно.

Ехал Заточка по дороге фронтовой, лейтенант старший, с тремя орденами на груди. Сталинградские награды его догнали. Машины одна за другой, трактор орудие волочет. Штрафники под конвоем идут. Собаки лают, конвой орет.

— По тормозам, — водителю говорит.

Зацепило его. Что, не понял. Надо разобраться. Идет вдоль строя. Глаза у штрафников в землю. Они сейчас никто. Пыль лагерная. Один, седой, в бушлате с чужого плеча, по рукавам видно, прямо смотрит.

К начальнику конвоя подходит Заточка, кивает. Отойдем, мол.

— У тебя наш человек есть. Я тебе десять тысяч и две канистры спирта, а ты его в покойники списываешь. Годится?

Минут пять торговались, пока договорились. Расписался Заточка в акте захоронения за свидетеля. Погиб при бомбежке, захоронен в братской могиле на перекрестке дорог. Дата, подпись. Все чин-чином.

А в разведке документы перед каждым выходом сдают вместе с наградами. В ящике у взводного четыре комплекта

лежит, от партбилета до продовольственного аттестата включительно. Будет из чего выбрать для новой жизни.

— Здорово, Серега!

Обнялись друзья. Год не виделись.

Неделю все было хорошо, «языка» взяли, на немцев ужас навели. А потом приехал чин важный из Политуправления. Из госпиталя трех «самострелов» привезли и расстреляли. А ночью взвод НКВД вырезали. Никто не уцелел.

— Прости, Заточка, сорвался. Увидел, как крысы тыловые фронтовиков кончают для острастки, слетел с катушек, — честно покаялся Котляров. — Если надо, я сдамся.

— С двумя гранатами в их штаб войдешь?! — оскалился Заточка.

— И миной противотанковой, — улыбнулся Серега.

Народ напрягся.

— Мы, бляха-муха, не вторая ударная, подыхать безропотно не будем, — сказал Осадчий. Вырежем политруков и чекистов, выбьем немцев из Крыма, сами там засядем, Батю атаманом казачьим выберем. Сил накопим, возьмем и Москву, и Берлин. Закавказский фронт три страны на штык взял. Тегеран наш. Возьмем в долю их, и кончились Советы. А не выйдет у нас — умрем, как люди.

— Первый толковый заговор военных в этой стране. Хунта сержантов. Нет. Сдавайте документы, награды у себя оставляйте, на память. Вы в поиск еще вчера ушли. Так будет считаться. Сам по себе пойдешь, или дать тебе явку во Львове? Мне Испанец оставил перед расходом, — предложил Заточка.

— Мне тоже, — признался Серега.

Тут старшего лейтенанта ждал удар не шуточный. От всего взвода у него остался хромой старшина Митрич.

— Обуза я в походе лишняя, — сказал тот. — Пусть уходят. Хуже нигде не будет.

Исчез отряд, не оставив следа. Составил Заточка список потерь и пошел в штаб. Тут его командарм на учебу в Москву и отправил. Тоже вчерашним числом. Вернулся с учебы Заточка прямо к переправе через Днепр. Киев надо было взять к седьмому ноября. Река текла два дня от крови красная, но город взяли. А ученик Викинга стал подполковником.

Жизнь удалась. Появились шансы дожить до победы.

Киев.

Машина остановилась за два квартала до колледжа. Пика не возражал бы и к крыльцу подъехать. Тачка не рядовая, не у каждого есть. Роллс-ройс «Фантом». Но Сашок сказал — нет, а с ним спорить трудно. И пошли два студента второкурсника на летние курсы, в свою новую альма-матер. Переводом из Харьковского университета. Как раз уровень знаний проверить, с преподавателями и однокурсниками познакомится.

У торца здания, как раз, группка стояла.

— Подойдем? — спросил Пика Сашеньку.

Тот кивнул молча.

Приблизились, стали чужие разговоры слушать.

— Дай мне дозу, будь человеком. Я вечером денег подниму, отдам, — без всякой надежды в голосе, не в первый раз повторяла молоденькая крашеная блондинка.

— Кредита нет, — сказал паренек в черной куртке.

У торговца тоже это написано, прямо над стойкой, подумал студент.

— Я не понял, почему торговец в одежде клана ходит, — сказал Сашенька.