Черное сердце
Шрифт:
– Вы знали, что он неизлечимо болен?
– Нет, этого я не знал.
– Жить ему оставалось от силы полгода.
Директор промолчал.
– У него отобрали даже такую малость.
Директор отметил горечь в голосе Трейси.
– Я уже обо всем распорядился, – негромко сказал он. – Естественно, мы перевезли его сюда. Он был членом нашей семьи. Ждали только твоего возвращения. Как только ты позвонил, я вызвал похоронный кортеж. Все готово, нас уже ждут. Похороны состоятся на Арлингтонском кладбище.
Трейси молча разглядывал его.
– Твой черный пиджак в приемной секретаря, –
Туэйт не ошибся, уломать Флэгерти ничего не стоило: он изложил ему в общих чертах дело, и Флэгерти дал свой «о'кей». Туэйт работал с ним уже седьмой год и успел за это время убедиться, что сам капитан предпочитает иметь дело с пропойцами и мелкими воришками, всякий раз прислушиваясь к рекомендациям из главного полицейского управления: таким образом он подстраховывался и не имел лишних хлопот.
Туэйт вышел из его кабинета и стал готовиться к встрече с Жабой Тинелли, принцем Нарко. К нему неслышно подошел Уайт и сказал, что звонила Мелоди.
– Не знаю, уж в чем там дело, – пожал плечами черный полицейский, – но, должно быть, что-то серьезное: за последние пятнадцать минут она звонила три раза.
Туэйт открыл свой кабинет, подошел к столу и набрал ее номер.
– Дуг, – в голосе ее чувствовалось волнение, – я наконец продралась через твой манускрипт.
– Только сейчас? Я думал ты уже давно прочитала его.
– Ну... в общем, да. В тот раз я лишь пробежала его, чтобы ты имел общее представление о его содержании. Видишь ли, китайский – язык довольно необычный. Каждый иероглиф имеет множество значений, и от того в какой последовательности они расположены...
– Мел, – он старался говорить как можно спокойнее, – к чему ты клонишь?
Она замолчала. А когда заговорила вновь, голос ее был еле слышен:
– Дуг, ты понимаешь, с чем связался?
– О чем это ты? – подозрительно осведомился Туэйт.
– Седьмого числа будет поставлена очередная партия товара. Седьмое – это завтра, – из трубки доносилось ее прерывистое дыхание.
– Черт возьми, в чем дело. Мел? – Она начинала пугать его.
– Речь идет о поставках оружия. Пауза затянулась так надолго, тишина в трубке была такой зловещей, что Мелоди не выдержала:
– Дуг? Ты меня слышишь?
Туэйт лихорадочно соображал. Убийство губернатора, потом – сенатора, крупнейшая за всю историю участка партия наркотиков, а теперь еще нелегальная торговля оружием. Что все это означает? Все эти три линии имели точку пересечения, в этом он не сомневался. Но где и каким образом они пересекаются? И кто находится в центре, кто управляет всеми процессами? Он снова ощутил холодок под сердцем и подумал о Трейси: где его черти носят? Вернувшись утром в участок, Туэйт только и делал, что набирал его номер в вашингтонском отеле «Четыре времени года». Мы вышли на что-то очень и очень серьезное, со страхом думал Туэйт, и мне это категорически не нравится.
– Ты уверена? – осипшим вдруг голосом спросил он.
– Четыре автомата «узи», четыре АК-47, двадцать четыре противопехотных гранаты, два скорострельных миномета «фрэнкиз», оснащенных приборами ночного видения, полдюжины пусковых ракетных установок «рейнсбек», комплект ракет «сейтран финтвист», восемь
– Боже мой, – прошептал он, – я сейчас выезжаю. Он напрочь забыл о Жабе Тинелли.
Вот и яма в земле, через которую Луис Ричтер отправится в вечность, отправится неторопливо, словно спускаясь по невидимым ступенькам. Крупные капли дождя гулко стучали в выпуклую полированную крышку гроба красного дерева и, как слезы с щек, стекали на дно могилы.
Священник прочитал все положенные молитвы, присутствующие бросили на крышку гроба по пригоршне земли, которую тут же смыло дождем. Неподалеку, в том месте, где Шерман-драйв делает резкий поворот на юг, одетая по последней моде женщина укладывала голубые и желтые лилии к подножью памятника. Водитель в ливрее держал над ее головой большой черный зонт. Рядом, вцепившись в руку шофера, стоял мальчик лет восьми. На нем был темный костюмчик, ветер настойчиво теребил его челку, и мальчик недовольно хмурился.
У могилы Неизвестного солдата густо толпились туристы. Несмотря на подбитый тонким сукном плащ, который вместе с пиджаком выдал ему секретарь, Трейси поежился от холода.
Последний раз скрипнула лебедка, гроб лег на дно могилы. Двое дюжих молодцов, опершись о ручки лопат, сосредоточение созерцали горизонт.
– Что ж, – тихо обронил Директор, – вот и все. Трейси повернулся, чтобы уйти, но Директор придержал его за руку:
– Пусть вначале разойдутся остальные. Нам некуда торопиться.
Трейси внимательно посмотрел на Директора, потом бросил взгляд за его спину: элегантно одетая женщина уже выпрямилась. Она взяла из букета одну лилию и протянула ее мальчику. Обняв ребенка за плечи, она слегка подтолкнула его, и они пошли прочь. Она что-то прошептала ему на ухо, мальчик остановился, вернулся к памятнику и бросил лилию рядом с остальными цветами. Немного постояв у могилы, мальчик догнал мать. Сейчас Трейси видел, что она очень молодая. Слишком молодая, чтобы быть вдовой.
Трейси отвел взгляд. Муж этой женщины не должен был умирать, как не должен был умирать и Луис Ричтер. У отца было еще шесть месяцев жизни. И все они принадлежали ему. Но Луису Ричтеру не суждено было ими распорядиться. Жизнь и смерть, две особы, известные своей непредсказуемостью, в особенности, последняя: стоит отвлечься, а она уже тут как тут и изо всех сил наносит удар.
– Нам осталось обсудить еще один, последний вопрос, – Директор повернулся к Трейси. – У меня для тебя есть задание.
– Как вы сказали, я больше не член семьи.
– И, тем не менее, ты был одним из нас. Так же, как твой отец. Все эти годы он верил в наше дело, верил в нас, верил в наш долг перед отечеством. Он понимал всю важность и значение нашей роли.
– Означают ли ваши слова, что я этого не понимаю?
– Мы не рассматриваем наших людей как индивидуумов, Мама. Когда-то ты сам это понимал. Мы многоголовы, но тело у нас одно. – Несмотря на сгущавшуюся темноту, глаза Директора сверкали. – И когда одна из голов заболевает и это угрожает телу, ее немедленно отсекают. – Трейси пристально посмотрел ему в глаза. – Я говорю о Киме. Он стал изменником, с ним надо покончить.