Черное сердце
Шрифт:
И он вспомнил слова, которые говорил ему его сэнсей по айкидо: «Ради победы ты должен использовать не свою силу, но силу противника».
Он применил принципы «мертвой точки», подогнав его под довольно жесткие правила армреслинга. И, руки их, несмотря на сопротивление Салливена, который весь покрылся потом от усилия, вернулись в вертикальное положение.
Теперь Макоумер перешел к технике проецирования своего морального превосходства, которой его также когда-то обучил сэнсей. Салливен перестал улыбаться, физиономия его приняла озабоченное выражение, все тело напряглось. Он пытался блокировать неожиданную
Салливен, тяжело дыша, поднялся и на негнущихся ногах подошел к обеденному столу. Взял со льда бутылку пива, открыл и поднес к пересохшим губам. Опустошил ее чуть ли не одним глотком, открыл следующую.
– Эй, – бросил он через плечо, – давай есть. Я проголодался.
Он разделал омара, окунул кусок в густой камберлендский соус и отправил в рот. И с полным ртом объявил Макоумеру:
– Знаешь, я вряд ли когда-либо брошу Сенат. Макоумер улыбнулся:
– Конечно, Джек. Твое место – только в Сенате.
В комнате детективов в Полис-плаза на полную громкость орало радио. Туэйт узнал Готтшалка.
"Вопрос в том, готова ли эта страна соответствующим образом реагировать на акты терроризма, совершаемые против американского военного и дипломатического персонала и против объектов, находящихся в собственности США за рубежом, – вещал глубокий, хорошо поставленный голос. – И, судя по недавним трагическим событиям в Египте и Западной Германии, ответ, увы, очевиден. У меня возникают следующие вопросы: как могли террористы затесаться к сотрудникам, обеспечивавшим охрану нашего наиболее значительного из военных советников в Каире? Каким образом в руки террористов попал план военной базы в Рамштейне? Как долго мы будем терпеть издевательства над служащими американского консульства в Лиме? Когда же наконец мы во весь голос скажем: «Хватит!»
Я призываю сенатора Джека Салливена как можно скорее назначить слушания по вопросу об обеспечении нашей безопасности за рубежом. Я вновь обращаюсь к президенту Лоуренсу и вновь призываю его как можно скорее приступить к формированию элитных подразделений по борьбе с терроризмом.
Потому что если мы будем продолжать пребывать в апатии и прятать голову под крыло, террористы начнут убивать американских граждан уже на самой земле Америки".
– Господи, – простонал Эндерс, выключая радио. – Предвыборный год – это просто кошмар. Невозможно ни радио, ни телевизор включить: всюду этот Готтшалк!
– Не знаю, – ответил Борак, – лично мне кажется, что в его словах есть справедливость. Мне тоже чертовски не нравится, как гоняют наших в Европе и на Ближнем Востоке, – он поднял глаза и увидел Туэйта. – Смотри, кто появился.
Тед Эндерс вышел из-за письменного стола:
– Привет, Дуг, как ты? – В глазах его светилась искренняя забота. – Мы все переживаем из-за того, что произошло. Господи, куда катится мир!
– Вот и я о том же думаю, – Марти Борак вымученно улыбнулся. – Кстати, Туэйт, тут звонила одна стерва из судмедэкспертизы. Кажется, ее зовут Миранда. Ну как, провел вечерок в мясницкой с толком?
Туэйт кинулся на него, но Эндерс успел его перехватить.
– Хватит, хватит, – Эндерс повернулся
Борака трясло от злости, лицо его побагровело:
– Ишь, великий! Мы с Тедди делаем всю грязную работу, а похвалы ему достаются! А теперь он хочет перехватить это дело в Чайнатауне, после того, как мы с Тедди все раскопали!
Эндерс повернулся в Туэйту:
– Это правда?
– Ничего подобного, – Туэйта бесила необходимость оправдываться, да еще перед коллегами. – Мне нужен будет доступ в офис медэкспертизы. И я просто воспользовался делом китайцев как предлогом.
Эндерстолкнул Борака:
– Вот видишь? Засунул бы ты свой грязный язык сам знаешь, куда.
Борак молча повернулся и снова засел за работу. Туэйт просмотрел собравшуюся на его столе почту, но не нашел ничего для себя интересного.
– Эй, Дуг, – окликнул его Эндерс. – Совсем запамятовал: тебя хотел видеть Флэгерти.
– Да, он тут все утро репетировал, – ухмыльнулся Борак. Да они просто дурни, думал Туэйт по дороге к кабинету капитана. Боятся, что я уведу китайское дело у них из-под носа. Ну и смех! Это все синдром парней с улицы: вечно трясутся, что вот их сделали детективами, а потом вдруг выкинут назад, в патрульные. Ни черта не соображают. Если на то пошло, то в Чайнатауне есть своя полиция, покруче официальной.
Он постучал в дверь, она сразу же распахнулась. Перед ним появилась веснушчатая физиономия капитана.
– Туэйт, я надеялся, что вы зайдете, хотя, по правде, я бы понял, если бы вы сказались больным. Входите. Господи, – капитан покачал головой. – Мы все в шоке. Все в полиции понимают, что наши семьи тоже рискуют, но, как бы мы хорошо это ни понимали, мы все же не готовы к такому повороту событий. И никогда не будем готовы...
– Я похожа на Полли?
Эллиот не мог отвести от нее взгляда.
– Ты совсем на нее не похожа, – хрипло произнес он и уткнулся лицом ей в грудь.
Кэтлин улыбнулась, как могла бы улыбаться богиня своему земному фавориту. Подняла руку, погладила его по голове. Потом нежно оттолкнула, заставила лечь рядом на смятых простынях и принялась тихонько гладить его грудь, пощипывать соски. Затем подняла руки, расстегнула свое жемчужное ожерелье – она знала, как соблазнительно выглядят ее груди, когда она поднимает руки. Взгляд Эллиота буквально обжигал ее.
Они лежали в спальне квартиры Эллиота на Шестидесятой улице. Здесь были светло-зеленые стены, низкий комод, книжные полки из металла – все со вкусом, все гармонировало друг с другом. Но это была холодная комната, как и остальные комнаты квартиры, и Кэтлин она не понравилась. Хотя, войдя, она сразу же объявила, что здесь очень красиво.
– Что собираешься делать?
– Сейчас увидишь, – она положила ожерелье между ног. – А теперь – прошептала она, взяв его за руку, – спрячь жемчуг, ты сам знаешь куда.
Эллиот сделал, как она просила. С горящими глазами, он наблюдал, как нитка жемчуга исчезала во влагалище, как потом он вытягивал жемчужины, медленно, одну за другой.
– Сделай так еще раз, – прошептала она, закрыв от наслаждения глаза.
Жемчужины стали влажными, они таинственно мерцали.
– О, – простонал он, – о, о, о!..