Черное сердце
Шрифт:
Но этого. Монах знал, никогда не произойдет. Он был человеком, во всех отношениях противоположным Делмару Дэвису Макоумеру. Он был осторожным, консервативным, терпеливым. И дальновидным.
Теперь он видел, что представляет из себя Макоумер. После всего, что он о нем слышал, было любопытно встретиться с этим человеком. Встреча подтвердила то, что он предполагал и ранее: Макоумер из тех, кто одержим идеей своего превосходства над остальным миром. Что ж, он даст этому человеку все, что тот просит, а потом оборвет с ним все связи.
Монах
В самолете, совершавшем челночные рейсы в Вашингтон, Трейси целых десять минут провел в раздумьях о том, что ему сказать директору. Но так ничего и не придумал.
В иллюминаторы колотил дождь, они летели в густых облаках, закрывших как землю под ними, так и небо над ними. Трейси постарался думать только о чем-нибудь другом: пусть подсознание решит за него эту проблему.
Сегодня утром он прежде всего попросил Айрини переделать ему билет: он отправился в Гонконг через Вашингтон. И потому вылетит из Нью-Йорка на сутки раньше запланированного. Затем набрал частный номер Директора.
Номер за эти годы не изменился, однако изменилась система его защиты. Он услышал женский голос.
– Администрация, – сказала женщина, потом в трубке возникла особая тишина: начали работу системы прослушивания. Вполне возможно, подумал Трейси, что иные из них сконструировал его отец.
– Я бы хотел поговорить с Директором.
– Директор сейчас на совещании, – произнес бесстрастный голос. – Могу ли я осведомиться, кто звонит?
– Мама, – ответил Трейси.
– Простите? Не поняла.
Это была ложь номер один. Все она прекрасно понимала, абсолютно все: это была ее работа. Трейси повторил кличку, которую когда-то присвоил ему Фонд.
– Пожалуйста, подождите, – произнес голос. – Меня вызывают по другому номеру, – это была ложь номер два.
– Привет, Мама! – воскликнул теперь уже мужской голос, веселый и сердечный. – Это Мартинсон.
– Не знаю никакого Мартинсона, – спокойно произнес Трейси.
– Как не знаешь, старик? Мы же вместе учились в Принстоне. Неужели забыл?
– Я не учился в Принстоне, – ответил Трейси так, как предписывали правила. – Я заканчивал Майнз, выпуск шестьдесят восьмого года.
– Понятно, – веселье из голоса исчезло. – Одну минуту, пожалуйста.
Послышались три щелчка: его снова переключили на другую линию.
– Мама? – этот голос был глубже, значительнее – голос серьезного администратора. – Это ты?
– А кто же еще? – ответил Трейси. – Разве только вы передали мой код кому-то другому.
– Не думаю, что Директор мог принять такое решение. А ты?
– Никогда бы ничего не сделал без его ведома, – пока это была обычная болтовня.
– Это Прайс, – сказал голос. – Мы вместе заканчивали Майнз.
– Тот Прайс, которого я знал, вылетел через месяц: он еще годился на административной работе,
– Но мы оба занимались у Хама, – настаивал голос.
– Тот курс вел Джинсоку, – ответил Трейси. – И потом всегда преподавал только он, вплоть до смерти три года назад.
– Неужели?
Трейси уже все надоело.
– Прайс, ты, сукин сын, это же тебе чуть не оторвало руку на первых же тренировочных стрельбищах?
– Господи, Мама, так это ты?
– Прайс, мне надо поговорить с Директором.
– Да... Конечно. Я передам, что ты звонишь, – Прайс помолчал, пока не переключая линию, потом сказал: – Мама, я очень рад снова тебя услышать.
Мгновением позже Трейси услышал самого Директора.
– Надеюсь, ты понимаешь смысл всей этой системы блоков, – голос у него был сладкий, как мороженое, – в нашем деле никогда не грех перестраховаться, – он говорил так, будто они расстались только вчера: даже не удосужился поздороваться с Трейси.
– Что, все еще названивают разные сексуальные маньяки?
Директор хрюкнул:
– Как всегда. Профессиональный риск.
– Я звоню... Короче, вечером я прилетаю. Думаю, ужин вдвоем станет приятной переменой привычного ритма.
– После десяти лет разлуки? Наверняка, – Директор снова хрюкнул. – Скажем, в восемь часов в «Анондор»?
– Нет, – мгновенно отреагировал Трейси. – Я предпочитаю «Ше Франсуа».
– Ну да, – дружелюбно протянул Директор. – Как я мог забыть? Правда, человек моего положения предпочитает места пошикарней. А где это?
– Неподалеку от Грейт Фоллз, – Трейси прекрасно знал, что Директор не мог забыть, где находится ресторан. – Возле реки.
– Ладно, найду, – и Директор повесил трубку.
На табло зажглись слова «Пристегнуть ремни. Не курить», и они пошли на посадку в вашингтонском аэропорту.
Итак, он постарался избавиться от мыслей о предстоящей встрече с Директором, но зато нахлынули воспоминания о Лорин. Он видел ее танцующей: одна нога парит высоко над головой, она медленно-медленно вращается, в волосах сверкает солнце, но в глазах, зеленых, как море, стоят слезы.
А его квартира, такая теперь опустевшая, чужая! Потому что Лорин там больше нет.
И вновь его пронзило острое чувство вины: Бобби!
Их «боинг» приземлился, двигатели заглохли. Пассажиры стоя в проходе, доставали с полок портфели и сумки.
Перед тем, как выйти из аэропорта, Трейси удостоверился, что весь его багаж будет доставлен на борт самолета, следующего в Гонконг, и взял с собой только сумку и несессер из свиной кожи, в которой отец упаковал все для него необходимое. Посторонние, включая таможенников, открыв несессер, обнаружили бы в нем лишь обычный набор путешественника: электрическую бритву, будильник, щетку для волос, расческу, три куска мыла «ойвори» и серебряные щипчики для ногтей. И ни один из этих предметов не использовался по своему прямому назначению.