Черное воскресенье (др. перевод)
Шрифт:
— О Господи, — произнес Маджинти. Он промокнул вспотевшее лицо платком. — Ох, как мне все это не нравится! — Он поспешно выглянул за дверь бытовки, будто ждал, что этот маньяк вот-вот появится.
Джексон потряс головой, как человек, который хочет убедиться, что он не спит и все это происходит наяву. Однако когда он заговорил, голос у него был спокойный.
— Он стоял возле площадки, когда я зашел в бытовку — выпить кофе. Я не обратил на него особого внимания, потому что тут всегда люди толкутся — знаете, многие любят на мою вертушку смотреть. А потом он начал
— И он заглянул?
— Ага. И… дайте-ка вспомнить… И еще спросил, как переходить из грузового отсека в кабину. Ну, я ему сказал, это не очень удобно, приходится одно сиденье в кабине поднимать. Помню, я еще подумал — какой вопрос странный. Обычно меня спрашивают, какой вес машина поднимает и не боюсь ли я, что груз вдруг сорваться может. Потом он мне сказал, что у него брат есть, тоже на вертолетах летает, и как ему интересно будет на мою машину посмотреть.
— А он не спрашивал, работаете ли вы по воскресеньям?
— А как же. Я как раз хотел об этом сказать. Этот тип меня три раза спросил, собираемся ли мы работать все каникулы и все праздники, а я ему — да, да, собираемся, мол. Ну, потом мне пора было к работе возвращаться, и он настоял, чтобы мне руку пожать, и всякое такое.
— А как вас зовут, он поинтересовался? — спросил Кабаков.
— Да.
— И где вы живете?
— Точно.
Кабаков интуитивно испытывал симпатию к Джексону. Надо обладать крепкими нервами, чтобы делать такую работу, какую выполнял Джексон. К тому же он казался человеком, который может в случае необходимости быть очень твердым.
— Вы служили летчиком в ВМФ? — спросил Кабаков.
— Точно.
— Вьетнам?
— Тридцать восемь боевых вылетов. Потом меня малость подстрелили, и я получил от-ставку и от-дыхал до конца срока службы.
— Мистер Джексон, нам понадобится ваша помощь.
— Чтобы схватить этого типа?
— Да, — сказал Кабаков. — Мы хотим пойти за ним, когда он уйдет отсюда после нового визита на площадку. Он просто придет и приведет своего липового брата, чтобы все тут осмотреть. Нам надо последить за ним некоторое время, прежде чем мы его возьмем. Поэтому нам необходимо ваше содействие.
— Угу. Ну, должен сказать, мне тоже понадобится ваша помощь. Дайте-ка мне взглянуть на ваши документы, мистер ФБР. — Джексон смотрел на Кабакова, но Корли протянул ему свое удостоверение. Пилот взял телефонную трубку.
— Номер телефона… — начал было Корли.
— Я сам узнаю номер, мистер Корли.
— Вы можете попросить…
— Я могу попросить главного из тех, кто там у вас дежурит, — ответил Джексон.
В новоорлеанском отделении ФБР подтвердили, что Корли — это Корли.
— Ну вот, — сказал Джексон, вешая трубку. — Вы хотели знать, спрашивал меня этот псих, где я живу, или нет. Это, если я не ошибаюсь, означает, что он хочет установить, где находится моя семья. Чтоб было чем меня поприжать.
— Да,
— Так вот что я вам скажу. Вы хотите, чтобы я помог вам, притворившись, что ничего не знаю, когда он здесь опять появится?
— Вы все время будете под прикрытием. Нам ведь просто нужно проследить за ним, когда он уйдет отсюда, — объяснил Корли.
— Откуда вы знаете, что, когда он тут в следующий раз появится, то эту свою бочку с дерьмом на нас не опрокинет?
— Да он своего летчика приведет — на вертолет заранее посмотреть. Нам известно, на какой день он эту акцию наметил.
— Угу. Ладно, я это сделаю. Только вот что. Через пять минут я позвоню жене в Орландо. Хочу, чтоб она сказала мне, что перед домом стоит машина с правительственным номером, а в ней — четверо самых крутых парней, каких она в своей жизни видала.
— Дайте-ка мне трубку, — сказал Корли.
Круглосуточный пост внешнего наблюдения у посадочной площадки действовал уже несколько дней. Корли, Кабаков и Мошевский находились там в рабочие часы, а когда вертолет крепили на ночь, их сменяли трое сотрудников ФБР. Фазиль не появлялся.
Каждое утро Джексон приезжал на стройку веселый и готовый взяться за дело, хотя и жаловался, что два федеральных агента следуют за ним по пятам, как только он уходит с работы. Он говорил, что они не дают ему развернуться.
По вечерам Кабаков и Рэчел приглашали его в «Ройал Орлеан» — посидеть с ними в баре и выпить чего-нибудь. Двое его телохранителей сидели за соседним столиком, трезвые и мрачные. Джексон во многих местах побывал и много чего повидал в своей жизни. Он нравился Кабакову больше, чем чуть ли не все знакомые ему американцы.
А вот с Маджинти все обстояло иначе. Кабаков жалел, что они ввели его в курс дела. Нервное напряжение начинало сказываться на бригадире такелажников. Он стал боязливым и раздражительным.
Утром 4 января дождь прервал погрузку, и Джексон зашел в бытовку — выпить кофе.
— Что это там у вас за штука? — спросил он у Мошевского.
— «Галиль», — ответил Мошевский. Кабаков, в качестве поощрения, разрешил ему заказать в Израиле штурмовую винтовку нового образца. Он вынул магазин, передернул затвор и выбросил патрон из патронника, потом протянул винтовку Джексону, обратив его внимание на открывалку для бутылок, вделанную в сошку, что казалось ему особенно интересной деталью.
— А мы возили в вертолете «АК-47», там, в Наме, — сказал Джексон. — Кто-то снял его с вьетнамца. Мне «АК-47» нравился больше, чем «М-16».
В бытовку вошел Маджинти, увидел винтовку и, пятясь, снова вышел наружу. Кабаков решил сказать Мошевскому, чтобы тот не держал оружие на виду. Нечего зря пугать Маджинти, он и так уже перепуган.
— А знаете, по правде говоря, мне все эти штуки вообще не по душе, — продолжал Джексон. — Очень уж многие парни стали оружием размахивать… Я не о вас говорю, это ведь ваша работа… Но покажите мне человека, которому просто нравится оружием махать, и я…