Черное зеркало
Шрифт:
— Вас, конечно, интересует, как вы оказались у меня? — спросила Дама.
Лариса молча кивнула.
— Я расскажу вам. Вчера около полуночи я уже приготовилась отходить ко сну. Погасила свет. Как вдруг что-то подняло меня. И какая-то тень внезапно возникла посреди комнаты. Подошла к двери и взглядом своих сияющих в темноте зеленых глаз пригласила за собой… Я быстро собралась, вышла из квартиры и, спустившись по лестнице, села в машину. Ни в малейшей степени не сомневаясь в том, что это действительно срочно и необходимо… Тень молча сопровождала меня. Она ничего не говорила, но я прекрасно понимала, куда надо ехать, словно читала ее мысли. Словно между нами происходил какой-то беззвучный внутренний диалог… И я узнала эту тень. Еще в прошлый раз, на ваших… Простите… — Дама поправилась,
Мы остановились у ворот кладбища. И хотя было уже темно и трудно было различить что-либо, я смело шла по невидимым извилистым дорожкам. Потому что эта тень… Даже, скорее, не то чтобы тень, а какое-то светлое сияние вело меня по ночному кладбищу, направляя мои шаги в нужную сторону… Через некоторое время эта тень остановилась у какого-то склепа. И мгновенно исчезла. И тут я увидела вас…
— Вы хорошо рассмотрели ее, эту тень?.. — затаив дыхание спросила Лариса.
— Нет, не очень… Но отчетливо помню какой-то прозрачно сияющий в темноте — то ли бронзой, то ли старинным золотом — ореол… И глаза… Лучистые, словно мерцающие из глубины космоса зеленые звезды…
— Лошка — Рыжая Кошка… — улыбнувшись, прошептала Лариса.
— Что? — не поняла Дама.
— Моя подруга. Та, которую убила эта старуха…
— Ах вот оно что!..
Некоторое время обе молча курили.
Внезапно Лариса подняла голову:
— Простите, но как вы оказались на тех похоронах? Я что-то не припоминаю, чтобы мы с вами когда-нибудь прежде встречались…
— Совершенно случайно, — задумчиво ответила Дама. — Я действительно не имею никакого отношения ни к вам, ни к вашей семье. В тот день происходила кремация одной моей сотрудницы по прежней работе. Но в другом зале… И кстати!.. — Она несколько удивленно посмотрела на Ларису. — Сейчас только вспомнила… Ведь я вовсе и не собиралась ехать на эти похороны! У меня была масса других неотложных дел… Но что-то вдруг словно подтолкнуло меня. И в самый последний момент я все-таки решилась поехать… И уже после окончания этой печальной церемонии, проходя по холлу, я внезапно увидела знакомое лицо. Точнее, даже не лицо, а глаза… Эти глаза ни с какими другими спутать было нельзя. Я их слишком хорошо запомнила… Еще с детства… Эти глаза постоянно стояли передо мной все эти годы. Снились по ночам… Это были глаза одной немки. Эсэсовки. Хильды фон Зигельберг… Странные были эти глаза. То густо-синие, то вдруг какие-то прозрачно-голубые. Излучающие ледяной холод. И в то же время словно гипнотизирующие, парализующие чужую волю… Иногда из глубины этих глаз тянулись пронизывающие насквозь лучи, и словно окружены они были каким-то клубящимся туманом мерцающих звезд… По-моему, она уже тогда была не в себе. Что-то фанатическое, маниакальное таилось в ее взоре…
Лариса внимательно слушала Даму, изредка бросая взгляд на ее классический профиль.
— Мне вдруг захотелось подойти к ней, — продолжала та. — Напомнить о прошлом… Я слышала, что она после войны попала в плен и была в лагерях… Ну, думаю, свое отсидела и в России осталась. Ведь, если вы знаете, таких случаев и во времена Наполеона было достаточно, когда пленные французы обрусевали… Короче, на поминки к сотруднице я не поехала, сославшись на занятость, и смешалась с группой ваших знакомых и родственников. Кое-что из разговоров услышала и представилась как ваша случайная знакомая по косметическому кабинету… Да, впрочем, никто и не интересовался… А фамилию вашу в списке кремируемых нашла… С одной дамой разговорилась, с которой мы вместе цветами гроб украшали. Сначала было подумала, что она ваша мама… Очень уж она расстраивалась из-за вас… Потом узнала, что соседка.
— Нина Леонидовна… — прошептала Лариса.
— Вот-вот!.. Именно она. Как раз от нее я узнала, что среди провожающих и ваш брат находится… И все старалась поблизости от Хильды оказаться. Узнает или не узнает, думала… Как вдруг слышу, кто-то ее по имени назвал. Галиной Николаевной!.. Я сразу насторожилась. Поняла, что дело нечисто. И решила не
После церемонии подошла к брату вашему, Георгию Михайловичу. Тоже представилась как ваша давняя знакомая. Соболезнование выразила. И о так называемой Галине Николаевне справилась. Он тут же очень заинтересовался. Обменялись мы с ним телефонами, а через некоторое время встретились… Я все ему и рассказала. Его мои воспоминания буквально чуть ли не в шок повергли. Но затем он насторожился, словно охотничья собака, и потребовал все имена, подробности… ну и все такое прочее… Кто же мог предполагать, что братец ваш воспользуется моей информацией совершенно недопустимым образом!.. За это и поплатился…
— Расскажите и мне о ее прошлом… — глядя перед собой, прошептала Лариса. — Я некоторое время назад узнала, кем она была в то время. Мне ее сожитель рассказывал… Роман. Которого она за это убила… Но он и сам не много знал. Только тот факт, что она в СС служила. Затем с лесными братьями… А потом в плену оказалась…
Дама кивнула. Закурила.
— Я ее узнала за несколько месяцев до прихода Красной Армии, — начала Дама. — Мне в то время лет двенадцать было. Так что ваша Галина Николаевна гораздо старше меня. Хотя и выглядит несравненно моложе…
— Уже не выглядит… — тихо произнесла Лариса.
— Я понимаю, что она умела омолаживаться. И даже подозреваю, каким именно способом… — кивнула Дама. Затем продолжала: — Так вот… Я была еще девочкой. Красивой девочкой… Я это вам уже безо всякой ложной скромности говорю. Так сказать, с высоты своего возраста… Очень красивая была… Прятались мы с матерью от немцев на одном литовском хуторе. Долго удавалось скрываться. Но все-таки кто-то донес. И — в Шяуляй, в гестапо… А там в это самое время наша с вами знакомая Хильда фон Зигельберг свирепствовала… И вроде бы что ей так надо было из кожи вон лезть в своем рвении! Сама еще чуть ли не девчонка. Белокурая. Красавица. Глазищи голубые, взгляд зачаровывающий… Ей бы любить да любить. А она над людьми издевалась. Настолько была жестока, что даже сами немцы, ее сослуживцы, с ней ссориться опасались. А уж чтобы там до каких-то ухаживаний!.. Как я понимаю, и подступиться не смели. Этакая молодая волчица! Мать мою сначала у себя в застенке замучила, а потом сама и застрелила… Она любила расстреливать. Словно хобби какое-то было у нее… А меня не тронула. Чем-то я ей приглянулась. Все время при себе держала. И заставляла с ней всякими мерзостями заниматься… Я у нее чем-то вроде игрушки была, собачки комнатной… Но даже в постели со своим парабеллумом не расставалась. Бывало, я ублажаю всякие ее прихоти, а у нее палец на спусковом крючке. А когда до экстаза доходила, начинала в потолок палить… Сумасшедшая, одним словом…
Дама обернулась к Ларисе:
— Вас, как я понимаю, она тоже использовала?..
Та молча кивнула.
— У нее была странная привычка в зеркало смотреть, — продолжала Дама. — Именно не смотреться, а смотреть. Не так, как обычно женщины перед своим отражением кривляются. А как-то по-своему… Бывало, как уставится в него, так чуть ли не часами и сидит, словно окаменелая. Глаза раскрыты. Ледяной стужей от них так и веет. Рот в какой-то злой усмешке искривлен — словно она в этом зеркале видит что-то… Я в эти минуты даже дышать боялась. Один раз попробовала что-то сказать — так она меня чуть ли на куски не разорвала…
Когда немцы уходили, от меня избавиться решила. Своим привычным способом. Приставила пистолет к виску и нажала курок. И тут осечка… Пока она в нем ковырялась, чтобы патрон заменить, ее срочно позвали. Она только взглянула на меня. Потом рукой махнула — живи, мол… И выбежала из комнаты.
И только дверь за ней захлопнулась, как весь дом взрывом подняло. Меня лишь через два дня из-под обломков вытащили. Стоны услышали… Уже красноармейцы.
А Хильда исчезла. Говорили, будто с лесными братьями ушла… А потом слух прошел, что где-то на Колыме в лагерях ее видели. Там, среди заключенных, тоже своей жестокостью прославилась…