Черноглазая блондинка
Шрифт:
— Послушайте, Хендрикс, — сказал я, — скажите, пожалуйста, в чём дело? Скажите, ваш чемодан был у Питерсона, он умер, и вы его потеряли, или что он не умер и забрал его с собой. Какое это имеет отношение ко мне?
Он бросил на меня печальный взгляд, казалось, принадлежащий глубоко оскорблённому.
— Я же сказал, — сказал он. — Питерсон погибает, потом вдруг оказывается, что он не умер, а потом я слышу, что вы идёте по его следу. Это меня заинтересовало. Когда у меня возникает зуд любопытства, я должен его удовлетворить — если
— Что было в чемодане?
— Я об этом тоже сказал.
— Нет, это не так.
— Вам нужна подробная опись, так что ли?
— Не обязательно вдаваться в подробности.
Его лицо внезапно стало уродливым, и он напомнил мне толстого парня, которого я знал в колледже, по имени Марксон, если не ошибаюсь. Марксон был сыном богача, избалованным и вспыльчивым. Он легко краснел, как и Хендрикс, особенно когда был раздражен, или когда ему говорили, что он не сможет получить то, чего хочет. Через пару семестров он уехал — его выгнали, как рассказывали некоторые, за то, что он привёл в свою комнату девушку и там её избил. Мне не нравятся Марксоны этого мира; на самом деле, они — одна из причин, по которой я занимаюсь своим делом.
— Вы собираетесь сказать мне то, что я хочу знать? — спросил Хендрикс.
— Скажите мне, что это, и, может быть, я скажу. А может, и нет.
Он смотрел на меня и качал головой.
— Вы упрямый человек, мистер Марлоу.
— Так мне говорят.
— Я могу серьезно разозлиться на вас — на ваши манеры, если не ещё на что-нибудь. Я думаю, может стоит сказать Седрику, чтобы он вернулся и подобрал Джимми. Джимми — это тот молодой человек в прискорбной шляпе, который пригласил вас в машину. Джимми выполняет для меня в большей степени — как бы выразиться? — грязную работу.
— Если этот бандит тронет меня хоть пальцем, я сломаю ему спину, — сказал я.
Хендрикс широко раскрыл свои поросячьи глазки.
— Ох-хо! — сказал он. — Какие же мы все вдруг стали жёсткие.
— Не знаю насчёт нас, — сказал я, — но я стану, если до этого дойдёт.
Теперь Хендрикс засмеялся. Он весь колыхался, как желе в костюме.
— Ты — ничтожная ищейка, — сказал он, не повышая голоса. — Ты хоть представляешь, что мои люди могут с тобой сделать? Юный Джимми, может быть, и не произвёл на тебя особого впечатления, но уверяю тебя, Марлоу, откуда он пришёл, есть ещё много джимми, и каждый из них больше и омерзительнее предыдущего.
Я похлопал негра по плечу.
— Ты можешь высадить меня здесь, Седрик. Люблю поразмять ноги.
Он, конечно же, проигнорировал меня и беспечно продолжал ехать дальше.
Хендрикс откинулся на спинку сиденья и принялся разминать руки — на этот раз без лосьона.
— Давайте не будем ссориться, мистер Марлоу, — сказал он. — Когда мы подобрали вас у вашего офиса, вы не были похожи на человека, занятого неотложными делами, так зачем же спешить сейчас? Останьтесь ненадолго, наслаждайтесь
Мне пришло в голову, что он хорошо вписался бы в клуб «Кауилья», с его фальшивым британским акцентом и чопорными манерами. Я не удивился, узнай я, что он состоит его членом. Потом до меня дошло: Флойд Хэнсон, должно быть, и рассказал ему обо мне. Как я мог забыть о своем визите в клуб «Кауилья» и разговоре с управляющим? Сигарета всё ещё была у меня в руке, и я закурил. Хендрикс нахмурился, нажал кнопку на подлокотнике и открыл окно рядом с собой. Я как бы случайно выпустил дым в его сторону.
— Может быть, произведём обмен, — сказал я. — Вы расскажете мне всё, что знаете о смерти Питерсона, а я расскажу вам всё, что знаю о его возвращении к жизни.
Это была рискованная ставка, тем более что всё, что я знал о Питерсоне, живом или мёртвом, представляло собой небольшую горку бобов — на самом деле, и это было даже не так; горки не было, а те немногие бобы, которыми я обладал, были сухими и безвкусными. И всё же стоило попытаться.
Хендрикс смотрел на меня, смотрел и думал. Наверное, он тоже считал бобы.
— Всё, что я знаю об этом, — сказал он, — или, по крайней мере, то, что мне сообщили, так это то, что однажды тёмной ночью в Пасифик-Пэлисэйдс беднягу сбил очень безответственный водитель, который потом удрал.
— Вы отправлялись туда посмотреть, где это произошло?
Он снова нахмурился.
— Зачем? — спросил он. — А надо было?
Его хмурый взгляд на этот раз был вызван беспокойством, а не неодобрением моей сигареты. Я решил, что он, должно быть, действительно думает, что я знаю много такого, о чём не рассказываю. Сколько ещё я смогу тянуть?
— Ну, — сказал я, стараясь казаться самодовольным и знающим, — если он не был убит, то что же произошло той ночью? Там было тело, которое привезли в морг и опознали как тело Питерсона, а затем кремировали. Это потребовалось бы как-то организовать.
Честно говоря, я и сам не придавал особого значения этой стороне дела. Там было тело, кто-то действительно умер, и кто бы это ни был, Линн Питерсон сказала, что это был её брат. Но если умер не Питерсон, то кто? Возможно, пришло время снова поговорить с Флойдом Хэнсоном.
А может, и нет. Может быть, пришло время забыть о Нико Питерсоне, его сестре, клубе «Кауилья» и Клэр Кавендиш… Клэр? Остальное было бы легко выбросить из головы, но не черноглазую блондинку. Я уже говорил это раньше и знаю, что у меня будет повод повторить еще раз: от женщин одни неприятности, что бы ты ни говорил, что бы ни делал. Я подумал о нарисованных розах на лампе возле моей кровати. Этот плафон, как и обои Оскара, определенно придётся заставить уйти.
Хендрикс снова задумался. При всём своём среброязычном красноречии, он не был самым быстрым, когда дело доходило до работы ума.