Чернокнижник
Шрифт:
— А чье?.. апт… — Она издала какой-то непонятный звук, подавившись собственным вопросом. Шабрезы вежливо улыбались, а на столе, между кувшином, большой тарелкой с холодцом и бутылкой красного вина (вина ли???), на фарфоровом блюдце лежала отрезанная человеческая кисть, обильно посыпанная солью. Раньше их там лежали две, но одна из них перекочевала в тарелку Гиллиома, и он сосредоточенно кромсал ее ножом.
— Как прошла охота, возлюбленные мои Дети? — с отеческой заботой поинтересовался граф Шабрез.
— Мы торопились, Отец, — ответил Канье. — Наверное, нам следует прогуляться по лесу еще и завтра — найти что-нибудь к празднику Длинной Ночи.
— Хмм, —
— Так и есть, — сказала Найза. — Но самку по большей части мы уже приготовили. — Она показала глазами на стол. — Все-таки у нас гости, — и мило улыбнулась Уилару.
— А кто второй? — спросил граф.
— Какой-то старик, — развел руками Канье. — Но, согласитесь, Отец, подавать такое на праздник…
Молодая часть семейства дружно согласилась с ним: подавать на праздник, который бывает раз в году, какого-то старикашку! Немыслимо!
«Меня сейчас стошнит», — подумала Эльга.
— Любезные мои Дети! — ласково сказал граф Йонган. — Сколько уже раз я предупреждал вас, чтобы вы не охотились каждый день… Да, я прекрасно помню, какой завтра день! — повысил он голос, чтобы перекрыть возмущенные возгласы молодежи. — Точнее какая ночь. Самая лучшая, самая прекрасная, самая длинная ночь в году. Однако вспомните и вы все то, о чем я предупреждал вас неоднократно! Столь безудержно увлекаясь охотой, вы ставите под угрозу экологический баланс нашего маленького края!
— Отец, — тряхнув кудряшками, прервала тягостное молчание Найза. — Который уже год вы пугаете нас этими же самыми словами. Объясните наконец, что означает выражение, которое вы так любите употреблять, — «экологический баланс»! — потребовала она.
— Сию минуту объясню, моя сахарная, — медовым голосом сказал граф. — Экологический баланс — это когда все хорошо и спокойно, когда наши хомячки тихо сидят в своих домиках, целый день размножаются и знай нагуливают себе жирок. А нарушается он тогда, сладкая моя, когда наши хомячки беспокоятся и разбегаются или жалуются шээлитам, которые сейчас как раз сидят тут, неподалеку. — Сладость пропала, и каждое новое слово Йонгана звучало все резче: — А шээлиты приходят и вставляют в твою упругую белую попку здоровенный осиновый кол. Вот что такое нарушенный экологический баланс, моя рыбонька. — Он с отвращением оглядел четырех Детей. — Разговор окончен. Того, что вы принесли, нам хватит на неделю. Понятно?
— Конечно, Отец, — сквозь зубы произнес Канье, опустив глаза. — Конечно, Отец, все будет так, как вы скажете.
Ужин начался в молчании. Эльга мысленно молилась, чтобы хозяева замка не принялись вцепляться друг другу в глотки прямо здесь и сейчас. Точнее — она хотела помолиться, но произнеся «Господи!..», осеклась и испуганно оглянулась — молитва Владыке Света, пусть даже и мысленная, за одним столом с такой компанией была не самой лучшей идеей. Тем не менее драки не случилось — старый Шабрез держал семью в ежовых рукавицах, и всерьез перечить ему никто не смел. Обстановка потихоньку разряжалась. Музыканты, как заведенные, играли одну мелодию за другой, без перерыва. Йонган Шабрез вел непринужденную беседу с Уиларом, которому вообще уделял гораздо больше внимания, чем собственным Детям, всем четверым вместе взятым.
— Налить тебе вина? — во время одной из пауз в разговоре предложил Эльге Уилар.
— А это вино? — спросила она, с подозрением рассматривая бутыль с какой-то темно-красной жидкостью.
Уилар кивнул и разлил жидкость по кубкам. Кровь, впрочем, на столе тоже присутствовала — но не в бутылках, а в кувшинах. Кровь была еще совсем свежей, когда Эльга
В это время принесли заказанное Уиларом жаркое.
Эльгу едва не вырвало, когда он взял в руки нож и вилку и, рассуждая на какую-то отвлеченную тему, принялся за еду. Когда тема иссякла, Уилар рассказал, при каких обстоятельствах впервые попробовал человеческое мясо.
— …Я употребляю его очень редко, — сказал чернокнижник. — И уж никогда — до сегодняшнего дня — не рассматривал его просто как пищу. Обычно каннибализм, как и любое другое противоестественное действие, используется в разного рода магических процедурах для того, чтобы разрушить те самые пределы «естественного», которые определяют то, что мы есть, нашу природу…
— А, — кивнул граф, — так вы были на востоке?
— Да, именно там я и попробовал его впервые, — кивнул Уилар. — Это было лет двадцать назад, когда мы путешествовали вместе с Сезатом Сеот-ко…
— Кто это?
— Мастер Проклятий.
— О! — Граф покачал головой. — Они еще остались? Поразительно. Даже семьсот лет тому назад не так-то просто было найти кого-нибудь из их маленького Ордена. Сейчас же, мне казалось…
— Сезат был одним из последних. — Уилар вздохнул. — К сожалению, его тоже убили на Лайфеклике…
— Возмутительно! Такого редкого специалиста…
— Полностью с вами согласен, — сказал Уилар. — Вдобавок он был моим другом, так что его смерть мне неприятна вдвойне… Правда, в то время, когда мы с ним путешествовали по удивительному Востоку, он был еще только подмастерьем. Так вот, в качестве обмена опытом он научил меня прелюбопытнейшей процедуре, давно практикуемой в их Ордене. Вяленое человеческое мясо использовалось ими для того, чтобы погружаться в мир мертвых…
Дальше Уилар перешел к технической стороне обряда, и Эльга перестала его слушать. Ей еще никогда не было так мерзко. Эта непринужденная беседа, этот омерзительный обед были в сто крат хуже даже того, что они сделали в Эвардовом аббатстве или в Альфхейме, когда Уилар осквернил источник, а голоса прокляли их обоих. Вместе с тем она не воспринимала происходящее так, как восприняла бы еще месяц назад. За время путешествия в ней появился какой-то внутренний стержень. Она научилась защищать себя, возводить стены между средоточием своей души и окружающим миром. Она по-прежнему считала зло злом, а мерзость — мерзостью, но теперь она обнаружила, что умеет отстраняться от собственных чувств. Одну ее часть мутило от того, что она видела и слышала, другая же часть холодно и бесстрастно следила за происходящим. В общем-то, было неплохо контролировать свои эмоции, быть всегда (или хотя бы иногда) такой же уверенной в своих действиях, как Уилар Бергон, но Эльгу беспокоило то, с какой стремительностью развивается в ней это холодное, безжалостное «я». Что, если оно будет развиваться и дальше? Не исчезнет ли в какой-то момент прежняя Эльга — способная любить, верить и сострадать?
Она вдруг поняла, что у нее что-то спрашивают. Подняла голову. Кресла справа от нее были пусты Уилар и Найза уже кружились в вальсе. Канье наклонялся к ней, широко улыбаясь, Джерхальт тоже был на ногах, но держался немного поодаль и вел себя более степенно.
— Что вы сказали? — переспросила Эльга.
— Вы танцуете? — с бархатной хрипотцой в голосе осведомился Канье, наклоняясь еще ниже.
Одна часть Эльги запаниковала, но другая часть та самая, расчетливая и холодная — изобразила на лице улыбку и, руководствуясь давно назревшим желанием поставить нахального Шабреза на место, сообщила: