Чернокнижники

Бушков Александр Александрович

— Безусловно, — отозвался Кирюшин настороженно.

— Вот только малая загвоздочка у нас возникает, дражайший мой…

Савельев, разумеется, не мог слышать интонации, с какой эти слова были произнесены, но голову мог прозакладывать, что там присутствует нечто вроде елейной насмешки. Судя по лицу, Аболин был человеком серьезным, не чета Кирюшину…

— Это какая же? — вопросил Кирюшин, стараясь сделать свою круглую физиономию непроницаемой.

— Да вот, изволите ли видеть, камешков тут ровно дюжина… Не правда ли?

Кирюшин заглянул в коробочку так,

словно видел ее содержимое впервые, пошевелил губами:

— Совершенно верно, дюжина, — натянуто улыбнулся. — И что, и очень даже хорошо… Не чертова дюжина, в конце-то концов, а именно что хорошая, правильная дюжина…

— Маловато будет, — приятно улыбаясь, отозвался Аболин.

— Что, простите?

— Я имею в виду, каменьев маловато будет, — с невозмутимым выражением лица пояснил Аболин. — Их тут дюжина, а должно быть восемнадцать… Недостает, следовательно, шести…

— Да почему восемнадцать? Кто это сказал, что восемнадцать? — затараторил Кирюшин. — Это кто ж говорит?

— Известный вам господин Турловский, — любезно разъяснил Аболин. — Вот только не говорил он это, а сообщил посредством оставленного на почтамте письма… Письмецо совершенно невинного содержания, и никаких тайных сообщений в себе не содержит, вот только заранее был уговор, что единственное упомянутое там число как раз и составлять будет число алмазов… Восемнадцать их должно быть, а никак не дюжина… Нехорошо-с, господин отставной гусар… А еще дворянами быть изволите…

Судя по всему, подобного оборота дел Кирюшин нисколечко не предвидел, а потому не заготовил убедительных отговорок. Его физиономия отразила смесь растерянности с наглостью — именно то выражение, что чаще всего встречается у недалеких воришек, ничего не просчитывающих наперед.

— Да позвольте, милостивый государь! Да что ж такое! — взвился Кирюшин. — Вы на что это там намекаете?

— Помилуй бог, я ни на что и не намекаю, — словно бы устало промолвил Аболин. — Я всего и сказать хочу, что шесть недостающих вы себе в карман сунули, где они и лежат. Прикидывая вдумчиво, не было у вас времени их где-то в комнате спрятать, не успели бы никак…

— Да вы! Да я! Да я вам…

Кирюшин шагнул вперед, словно бы охваченный благородным гневом. Даже руку попытался занести — и остановился, наткнувшись на волчий взгляд Аболина, как на стену.

— Не могу больше, — сказал Аболин. — Так-то… Чрезвычайно малое число людей касалось этого сверточка… Вы, Виктор Ипполитович, должно быть, полагали, что Турловский так и уедет к себе, не подав мне весточки? Напрасно. Он человек обязательный и ответственно подходящий к поручениям, не то что некоторые… Увидеться мы не успели, но весточку с точным числом камней он для меня оставил…

— Быть может, он и взял!

— Да помилуйте, ну что вы такое говорите? — искренне засмеялся Аболин. — Вы б хоть немножко умишком-то пораскинули, право… Присвой Турловский камни, он так и написал бы в письме, что передает мне двенадцать — а я б и проверить его не смог. А он пишет, что — восемнадцать…

— Вот вы бы его и проверили! — крикнул Кирюшин. — Вы ж не видали, сколько он там привез. Мог парочку и в карман смахнуть.

— Отвлеченно

рассуждая, не то чтобы мог, но возможность такую безусловно имел, — кивнул Аболин. — Вот только человек этот не того склада, чтобы смахивать в карман что-то сверх оговоренного вознаграждения… И как бы там ни было, Турловский сейчас — дело десятое. Насущные наши дела другого касаются: должно быть восемнадцать камешков, а из ваших рук я получил дюжину…

— Липунов… — промямлил Кирюшин.

— Ну, не смешите, — без улыбки промолчал Аболин. — Кого-кого, а этого господина я изучить успел. Совершенно не в его манерах. Убить — да-с, убьет живого человека и не поморщится, да, пожалуй что, тут же и кофию с аппетитом выкушает, ничем этаким не терзаясь… А вот красть по мелочам — нет, такое ему, по моему глубочайшему убеждению, отнюдь не свойственно…

— Милостивый государь, — вскрикнул Кирюшин. — Я дворянин…

— Я тоже, — спокойно ответил Аболин. — И смею вам напомнить, в отличие от некоторых иных дворян, не был никогда уличен ни в виртуозной игре в картишки, ни в иных… шалостях. И из полка не отставлен по скользким обстоятельствам, как вот иные… Честнейшим образом числюсь в долгом отпуске…

— Да вы…

— Извольте голос не повышать, — сказал Аболин с невозмутимым видом. — Не со своим братом мошенником речи ведете. Да и хлипки вы, сударик, передо мной гонор изображать. Нет за вами свершений более грозных, нежели зуботычины извозчикам. А я, обозревая недавние события, повидал кое-что на этой грешной земле… И на тот свет отправил не одного человечка, когда в крымском походе фельдмаршала Миниха участвовал… (Савельев подался вперед, ловя каждое слово). И не одни басурмане в моем синодике сыщутся — еще и пара полячишек есть, и на дуэли случилось человечка… на тот свет отправить. Так что вы уж со мною поаккуратнее, укусить в ответ могу очень даже чувствительно.

Кирюшин поник, стоял посреди кабинета, и глаза у него лихорадочно бегали так, словно рецепт спасения был написан где-то на стене, нужно только его отыскать.

— Ах, Виктор Ипполитович… — проговорил Аболин словно бы с сожалением. — Нужно же во всем меру знать… Думаете, прежде ничего такого за вами не замечалось? Не догадывался я, что вы малую толику денежек, от ювелиров полученных, в карман себе совали? Да полноте, знал прекрасно…

— Что ж молчали? — ядовито усмехнулся Кирюшин.

— Да потому и молчал, что толика допрежь была малая, — невозмутимо объяснил Аболин. — Дело житейское, чего уж там. И хороший хозяин потерпит вороватого лакея, и толковый купец — нечистого на руку приказчика. Если польза от них несомненная, а воруют помалу, отчего ж и не потерпеть? Однако ж вы, сударь, зарвались. Нешуточно зарвались… Вот честное благородное слово, я и бровью бы не повел, прикармань вы один-единственный камешек… Один-единственный. Это как раз и было б в меру. Однако шесть из восемнадцати — это, простите, ни в какие ворота не лезет. Вовсе уж непорядочно этак-то… Извольте вернуть и сию минуту. А то мне и разгневаться недолго.