Чернолесье
Шрифт:
Привез он меня в цепях в Карнару, кинул там в тюрьму, недели две я просидела, чуть с ума не сошла. У меня же никакой уверенности не было, что я правду сказала: готовилась, что в любую минуту убивать начнут. А потом является: в черном камзоле с золотом, господин коронный судья теперь. Подсуетился вовремя, как раз явился, когда старый судья умер и нового выбирали.
После этого меня хоть и оставили в тюрьме, но зато стали кормить по-королевски, одежду дали кое-какую, даже книги и мебель. Пару раз я еще ему помогла: благодаря моим советам сосватал он дочь маршала,
Я покачал головой. Мне вдруг стало ужасно жаль ее. У других егерей, включая меня, жизнь тоже не сахар, но Кире как-то особенно изощренно не повезло.
— Страшно, наверное? — спросил я.
— Еще как, — кивнула она. — Порой мне кажется, что было бы даже лучше, если бы он меня убил.
— Ты имеешь в виду, что, возможно, это путь в наш мир? — уточнил я. Мне не хотелось думать, что Кира считает выходом смерть, как таковую.
— Ну, да, — ответила она. — А кроме того… тебе в Кернадале не рассказывали про возвращенцев?
Я помотал головой. Никогда не слышал подобной истории,
— Мне Антон рассказывал, — пояснила она. — Я ведь с ним тоже общалась, когда он здесь служил. Говорят, что погибшие егеря могут появиться снова. Только в другой точке мира и с обнуленными навыками. Правда, не все. Но некоторым дают второй шанс. И не только второй. Правда, сам Антон таких людей не видел. И говорил, что лучше в это не верить.
— Почему? — спросил я.
— Потому что меньше будешь ценить жизнь, — ответила она.
Между нами снова повисло молчание. Кира опустила глаза, перебирая складки платья, а я уставился на каплю воск, ползущую вниз по свече.
— Так выходит, ты все еще не знаешь, где находится эта рана? Что искал Луциан? — спросил я, чтобы как-то нарушить тишину.
Кира покачала головой.
— Нет, — ответила она.
— Тогда я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда. Чтобы мы поехали туда. Вместе.
Я помолчал, обдумывая услышанное. Легко сказать — «чтобы забрал». Увезти охраняемую персону из маркграфского замка — это государственная измена. По крайней мере, можно было не сомневаться, что головы мне за такое не сносить.
С другой стороны: не все ли равно, если мы выберемся из этой затянувшейся игры. А если нет? Если нет никакой «раны»? Или если Луциан до нее не добрался? Или если добрался, но помочь нам ничем не сможет?
Таких «если» было очень много, а попытка — всего одна.
Я протянул руку и взял ладонь Киры в свою.
— Я обязательно увезу тебя отсюда, обещаю, — твердо, насколько возможно, произнес я.
— И куда это вы собрались? — раздался вдруг за моей спиной низкий голос, задыхающийся от злости. Кира тонко вскрикнула.
Я обернулся. В дверном проеме стоял его сиятельство с бледным, перекошенным от бешенства лицом. Дрожащими от гнева пальцами он рвал воротник камзола, а за его спиной виднелись перепуганные лица алебардистов из караула.
— Вот так, значит, — проговорил он. — Значит, за
— Ваше сиятельство, — Кира вскочила с подушки, непроизвольно поправив платье.
— Молчать! — рявкнул маркграф. — Ни с места! Сержант, дайте мне пистолет и бегом за патрулем. Мы с рядовым их покараулим.
Сержант затравленно взглянул на меня.
Я оценил ситуацию. И понял главное: если что-то делать, то только сию же секунду. Как только сержант выйдет из комнаты и застучит сапогами вниз по лестнице, для меня уже не будет пути отсюда, кроме как в кандалах.
Но что делать? Попытаться как-то переубедить его сиятельство? По его глазам я видел, что это невозможно. Для него ситуация была очевидной: подозрительная ведьма, которую он спас от костра и возвысил до своей советницы, плетет интриги за его спиной, да еще и в самый неподходящий момент: когда вот-вот грянет война, и все висит на волоске. Теперь оставалось одно: избавиться от ее сообщника, а саму ее бросить в темницу и дальнейшие пророчества получать менее деликатными методами.
Кира в ужасе переводила взгляд с меня на маркграфа и обратно. Она тоже прочитала расклад и не видела никакого выхода. Зато его видел я.
Как раз в этот момент сержант вытащил из-за пояса пистолет, протянув его маркграфу. Оба на секунду отвлеклись и потеряли меня из виду. Рядовой же находился у них за спинами и никак не мог мне помешать.
Быстрый удар без замаха спрятанным под плащом крикетом — и сержант с проломленным черепом съезжает по стене, беспомощно раскинув руки.
Кулак левой руки тем временем врезается в нос маркграфа, выводя его из игры. Рукопашный бой я не качал, но навыки боя с топором, должно быть, подсказали этот ход.
Испуганно вскрикивает Кира. Рассерженно чертыхается его сиятельство. Алебардщик пытается бросить свою бесполезную в тесной комнате лопату и дотянуться до кинжала, но не успевает, глухо вскрикнув, и падает с рассеченным лицом, заливая мягкий ковер бьющей толчками алой кровью.
— Кара… — вскрикивает опомнившийся маркграф, но не успевает сказать «ул», как падает на пол, утробно хрипя и из последних сил пытаясь зажать руками зияющую рану на горле.
Крикет выпадает у меня из рук. Бледная, как смерть, Кира прижимается ко мне, дрожа и стараясь не глядеть на залитые кровью тела. Я стараюсь собрать разбегающиеся мысли и понять, что же теперь делать.
Эта ночь стала, наверное, самой длинной в моей жизни — длиннее даже той, когда я впервые оказался в Чернолесье. Сложнее всего было не удариться в панику в первые секунды — прийти в себя, начать думать. Но страх сделал свое дело — мозг заработал с утроенной скоростью, просчитывая все варианты, и вышло, что положение наше, хоть и ужасно, но не безнадежно.
Секретность, которую его сиятельств развел вокруг Киры и ее комнаты, была нам на руку. Патрули имели инструкцию ни при каких обстоятельствах не подниматься в Красную башню без приказа его сиятельства. Слуги приходили сюда раз в день — по утрам.