Чернорабочий
Шрифт:
Типичная однокомнатная квартира в южном Тель-Авиве. Дверь открывается в комнату размером два с половиной на четыре (в лучшем случае) метра. Здесь обычно стоит шкаф, односпальная кровать, маленький холодильник. У стены – «кухня», два-три шкафчика, накрытые каменной плитой «под мрамор» (или деревянной доской «с покрытием» в трещинах), с раковиной и переносной двухконфорочной плиткой (кстати, газ в Израиле поступает в жилые дома из баллонов, а вовсе не по трубам, и раз в энное количество времени баллоны эти приходится менять). В углу дверь, ведущая в закуток полтора на метр – это совмещенные (других не бывает), извините, сортир и душ (вделанный в стену разбрызгиватель и дырка в кафельном полу, изредка бывают крохотные душевые кабинки). Ванна в Израиле – роскошь. На окне размером не больше метра по диагонали (про форточки и подоконники даже не вспоминайте!) всегда пластиковые жалюзи – трисы, стоящие перед стеклами. Израильтяне чаще всего закрывают их днем, чтобы солнце не нагревало воздух в квартире, и открывают вечером, чтобы проветрить квартиру. Зато цена, которую просят за эти хоромы, включает
В моем случае все было даже веселее, потому что кто-то (предыдущий жилец? хозяин?) расстарался и поставил в эту комнату низкую двуспальную кровать. Спать, несомненно, удобно, однако ложе перекрывало толику жизненно важного и очень ценного здесь пространства, оставив мне, собственно, вход в квартиру шириной в открывающуюся дверь и такой же ширины проход к кухне и сантехническим изыскам. Шкаф, стоявший в углу, площади не добавлял, нависая чуть ли не над самой кроватью, где я (теоретически) должен был предаваться объятиям Морфея. «Кухня» располагалась прямо у окна, рядом с ней находился санузел. Еще к стандартной обстановке добавлялась довольно широкая полка (ее задевала, открываясь, входная дверь), которую я мог бы созерцать, лежа на кровати, что позволяло сделать вывод о стоявшем здесь когда-то телевизоре. Вдоль стены от шкафа до кухни шел каменный уступ, шириной сантиметров двадцать пять и высотой в двадцать. На него можно поставить книги, которые у меня обязательно заведутся, а в углу у шкафа…
Обнаружив, что мысли мои приняли такое направление, я повернулся к Рувиму и сказал: «Беру!» Мы спустились к нему в контору, которая располагалась прямо в этом же доме, с торца, где он достал из ящика необъятного стола лист с убористо отпечатанным текстом на иврите с пропусками в местах для даты, суммы и имен хозяина и квартиросъемщика. Попросив меня ознакомиться, Рувим оставил меня бараном смотреть на хитросплетение полузнакомых значков, именуемых буквами, набрал номер хозяина квартиры, и мы договорились встретиться на следующий день в десять утра. «Можешь сразу с вещами приехать», – буднично сообщил маклер и отвернулся к компьютеру. Я вышел из офиса, по-дурацки улыбаясь, и машинально пошел на Тахану – благо идти было ровно две минуты, мой будущий дом располагался точно напротив автовокзала. И лишь на полпути к Беер-Шеве вспомнил, что железнодорожный билет, купленный утром, был действителен на поездки в обе стороны, так что возвращаться я должен был тоже на поезде.
Вернувшись в общежитие и ответив на многочисленные вопросы его обитателей о Тель-Авиве, дороге, квартирах, ценах (которые, между прочим, были заметно выше, чем на юге), я поднялся в свою комнату и повалился на кровать. Надо было выписаться из общаги, забрать у Риты ваучер на ульпан, собрать вещи и со всеми попро… Черт! По-человечески надо было бы сделать отвальную, настоящую, как Серега, который, абсолютно не умея пить, храбро влил в себя «стременную» (полстакана водки), после чего сполз, обмякнув, на пол, и отвальная продолжалась уже без виновника торжества. Пришлось тащиться в магазин, где, повинуясь нехитрой мужской логике, я сначала смел в рюкзак полхолодильника с пивом, а потом, махнув рукой, взял две бутылки водки. Колбаса, сыр, орешки, чипсы, минералка. Хлебом и консервами гулянку обеспечит общежитский «перекус». Пересчитав по дороге обратно оставшиеся деньги, я вздохнул. После того, как я заплачу завтра хозяину и маклеру (Рувим берет за свои услуги месячную плату за квартиру), в моем распоряжении останется не больше трехсот шекелей. Мало, учитывая, что следующая часть «корзины» зайдет на мой пока пустой банковский счет не раньше, чем через полторы недели. Ладно, прорвемся. Завтра я перееду, разложу вещи и решу, как потратить оставшиеся деньги так, чтобы не было мучительно больно. А пока…
Вставалось наутро очень тяжело. Морщась и потирая затекшую от лежания в одной позе шею, я озирался, пытаясь понять, ничего ли я не забыл. Потом окажется, что под кроватью в моей комнате остались мои единственные приличные ботинки, ни разу мной не обутые по причине теплой погоды, а зарядку для телефона я забрал из тумбочки в самый последний момент. Телефон! Утки подарили мне на прощание видавшую виды Nokia 3210 вместе с сим-картой, вбив туда свои номера, а также номер какого-то легендарного Марка, которому они сказали позвонить насчет работы. Я улыбнулся. Они предупреждали о чем-то еще, но сейчас мне об этом не вспомнить. Потом, потом… Зевая, я подхватил свои сумки и поплелся на первый этаж прощаться.
Через три часа вчерашний лист, лежащий на столе в маклерском офисе, украсили три подписи: моя, Рувима и хозяина, семидесятилетнего крепкого израильтянина с бельмом на глазу по имени Йони, в соответствующем месте появилась написанная прописью и цифрами сумма – 1110 шекелей, а в самом низу обозначилась дата: 17.10.2004. Забросив сумки на плечи и звеня ключами, я поднимался на третий этаж своей первой в жизни съемной квартиры.
Здесь я должен буду жить до семнадцатого октября следующего, две тысячи пятого года. Сюда я, наверное, буду возвращаться каждый день после работы и учебы, то веселый, то грустный, то смертельно уставший, то ужасно голодный, то пьяный, а то и не один. Отсюда через пятнадцать минут, сидя на двуспальной кровати и почти упираясь коленями в противоположную стену, я позвоню Марку, человеку, который уже завтра начнет для меня новую историю. Историю Чернорабочего.
Глава пятая
Марк-сизм
С Йони мы договорились, что семнадцатого
Марк, очевидно, был на самом деле легендарной личностью, раз его слава докатилась до нашей общаги в Беер-Шеве. Он занимался тем, что набирал людей на работу в бары и рестораны в Большом Тель-Авиве, то есть был посредником между заведением и работником: распределял смены, отправлял нужное количество людей в то или иное место. Само место платило деньги за работу ему, а уж Марк – своим людям. Несколько человек из наших уже пару раз работали «от него», несмотря на двухчасовую дорогу до Тель-Авива, и рассказывали, что у Марка множество работников и мест работы, он берет к себе всех, кто бы ни попросился, и с деньгами не напаривает.
Как в Израиле могут напарить с деньгами, знало все общежитие на примере Дениса, долговязого нескладного парня лет двадцати пяти, с оттопыренными ушами и носом-румпелем, что вкупе с бровями домиком придавало ему комичный, но вместе с тем немного грустный вид. Этот самый Денис устроился на работу в какое-то кафе охранником и в течение трех недель ходил счастливый и сияющий, как новенький шекель. Он рассказывал, что кормят его просто на убой, постоянно приносят кофе, а после работы предлагают остаться и попить пива, от чего незадачливый охранник практически никогда не отказывался. Работа была нетяжелая, время шло, и Денис уже написал список покупок на деньги с первой зарплаты, когда деньги зашли к нему на счет. История умалчивает о том, какая реакция была у нашего работника, когда он увидел сумму, но доподлинно известно, что он сразу побежал в кафе к администратору, принимавшему его на работу. То, что произошло потом, шокировало не только Дениса, но и всю общежитскую общественность. Администратор, судя по описанию, толстый еврей с масляной улыбочкой в скрадывающем пузо пиджаке и в интеллигентных очках, спокойно выслушал претензии охранника, после чего отвел его в свой кабинет и, достав какие-то бумаги, продемонстрировал их Денису. Тот узнал листки, которые были подписаны им в тот самый день, в который кафе получило нового охранника. Наш бедолага, знавший на иврите пару ругательств и «шалом», подписал их не читая. Объяснив администратору, что ему нужны эти бумаги или хотя бы их копии, и получив требуемое, Денис побежал к Рите, которая тут же перевела ему содержание одного из документов. Согласно ему, подписавшийся соглашался с тем, что стоимость всего, что предлагает ему кафе (кроме обеда, это было обговорено отдельно), вычитается из его зарплаты с десятипроцентной (!), как для работника, скидкой. Бедняга Денис, выпивший немалое количество чашек кофе и еще большее кружек пива, по обычной политике всех подобных заведений со стоимостью, завышенной раза в два, но зато со скидкой в десять процентов, получил треть причитающейся ему зарплаты. Надо ли говорить, что после этого случая в общежитии было собрание, на котором все новым репатриантам долго и вразумительно объясняли, что наша подпись – эквивалент удостоверения личности, что здесь за нашей подписью охотятся, и чтобы мы ничего не подписывали, если не изучили этого внимательно. Очень внимательно. Кроме этого, нам полагалось требовать перевод всего того, под чем нас просили подписаться. Собрание это прошло на третий день после моего приезда, и, глядя на вытянутое лицо Дениса, я выучил этот урок.
Так вот, судя по отзывам, Марк был куда более честным со своими работниками. Стоимость еды никак не могла отразиться на их зарплате, платилась она вовремя и подсчитывалась аккуратно. Я полез в карман и достал телефон. Помнится, Утки о чем-то предупреждали в связи с Марком, но вот о чем… Зря, конечно, они это сделали прямо во время отвальной, причем совсем не в начале этого действа, а примерно на стадии «ну, за рыбалку!». Так ничего и не вспомнив, я решительно набрал номер Марка. Из динамика неожиданно зазвучала музыка, что-то вроде сентиментальных инструментальных мелодий из сборника Romantic collection #23. Нудновато, конечно, но, по крайней мере, гораздо лучше скучных гудков. После секунд сорока звучания музыка замолчала и женский голос с металлическими нотками начал мне что-то вдалбливать на иврите. Пришлось отключиться. Очевидно, мой потенциальный работодатель находился в астрале, то есть попросту не мог подойти к телефону. Занят? Спит? Вышел куда-нибудь, забыв телефон? Не хочет отвечать? Черт его знает, но если Марк до конца дня так и не ответит, за отсутствием интернета и из-за невозможности читать газеты (проклятая безъязычность!) придется побегать по району, поискать объявления о работе – Утки говорили, что если с моим «кабланом» (так на иврите можно обозвать занимаемую Марком должность) что-то не склеится, такой вариант вполне возможен, хоть и нежелателен.