Черновик
Шрифт:
— В СМЕРШе? — с неожиданной для самого себя досадой спросил я.
Некоторое время мы раздраженно смотрели друг на друга. Потом старик вздохнул:
— Брось ты кипятиться, мальчик. Так уж случилось, что этот мир — первичный. Потому и наблюдают за другими мирами отсюда. Кстати, человеческих миров знают не пять, а более двадцати! Не валяй дурака, тезка. Раз уж случилось чудо, раз ты сумел сюда проход открыть — значит есть в тебе хорошие задатки. И твое место тоже здесь!
— Это бесчестно, — сказал я.
— По отношению к кому? Обычный человек
Я смолчал. И в глаза смотреть не стал.
— Не думай, кстати, что у нас повсюду молочные реки с кисельными берегами, — сбавляя тон, сказал Кирилл Александрович. — Думаешь, почему так много негров вокруг? Это из наших африканских протекторатов беженцы. Всем миром помогаем. Рабства в Америке не было, предоставили Африке самой развиваться. Тоже ничего хорошего не вышло — войны, свары, расизм. Теперь отрабатываем модель постепенного вывоза и ассимиляции части африканского населения. Вывозим детей, полностью разрываем связи с социокультурной средой, воспитываем в нашем духе. Детские дома не годятся, только русские приемные семьи. Вот официант наш с семи лет в Москве. Помню, как он тут пацаненком бегал, тарелки собирал… все никак не могли отучить остатки подъедать. Родители от голода померли в Эфиопии, сам был скелетик ходячий…
Чувство опасности — резкое и тревожное — пронзило меня. Я поднял взгляд на старика. Глаза Кирилла Александровича сузились — он тоже понял свой прокол.
— Как же мама, которая капусты никогда не видела? — спросил я. — А, товарищ майор? Как там пирожки, уже позиции заняли?
— Заняли, — сухо сказал бывший майор и бывший таможенник. — Кирилл, не валяй дурака. Мне позволили держать проход открытым в качестве эксперимента. Больше этого не повторится.
— Неужели взорвете посреди Москвы термоядерный заряд?
— Изолировать твою башню можно и более простыми методами. Ну а с тобой… с тобой разберутся.
— А если я откажусь? Встану и уйду?
— Тебе не позволят, — просто ответил старик. Потянул руку к шляпе, будто собрался надеть ее.
— Не советую, мастер. Настоятельно не советую, — сказал я. — Ничего не трогайте, не вставайте, не машите руками. Не подзывайте Романа. Улыбайтесь.
— Пиво можно пить? — спросил старик, помедлив.
— Пить — можно.
Он медленно выпил пива. Уверен, мозги у него сейчас работали на полную катушку. У меня — тоже.
Если я прав… а я чувствую, что прав, то вокруг меня уже собралось и смыкается кольцо облавы. Вряд ли это те, кто был здесь до меня. А вот недавно подъехал автобус с туристами… я скосил глаза. Да, что-то среди них явный избыток молодых коротко стриженных ребят, беленьких и черненьких вперемежку. И несколько девиц тоже страдают излишней рельефностью бицепсов и плавностью движений. Еще — странновато они одеты для лета. У всех либо пиджаки через
— Тут нет функционалов, — сказал я с облегчением. — Только спецназ. Не успели, да?
— Опомнись, мальчик, — раздраженно сказал старик. — Когда пулеметные очереди превратят тебя в фарш, никакие способности функционала не спасут!
Помедлив, я сказал:
— Счастливо оставаться, Кир Саныч.
— Ну, как знаешь, — также не сразу ответил старик.
Я встал с кружкой в руках. Разумнее всего пойти к стойке, будто мне так захотелось пива, что невмочь дожидаться официанта. А уже оттуда, от дверей ресторана, броситься за угол, перебежать дорогу, нырнуть в лес — и к башне…
Кирилл Александрович одним быстрым движением схватил свою трость. И, не вставая, крутанул ее в руке, обрушивая на меня.
Первым моим желанием было поймать, перехватить палку — и стукнуть вздорного старика в ответ! Но я уклонился. Роняя стул, нелепо взмахнув рукой с тяжелой стеклянной кружкой, успел сдвинуться на те сантиметры, что уберегли мой висок от близкого знакомства с тростью.
Трость ударила в столик — и промяла алюминиевую столешницу, будто пластилиновую.
Во мне что-то плеснуло. Прошло по венам горячей волной. Сердце тяжело ударило — и все длило, длило, длило сокращение. Наступила тишина. Воздух стал упругим и шершавым.
Я вырвал трость из рук старика. Она оказалась не просто увесистой — тяжелой. Стальная, залитая свинцом, не иначе. Привет от Ивана Поддубного.
Мир вокруг застыл. Что-то подобное было и в гостинице «Белая Роза», но не в такой, совсем не в такой степени. Официант Рома, глядя на нас, наливал красный сироп в стакан с газировкой, маленькая девочка, ожидавшая лимонад, подпрыгнула от нетерпения и желания заглянуть за прилавок — да так и повисла в воздухе, медленно парашютируя вниз. Двигался только я.
И Кирилл Александрович.
Я попытался огреть его тростью — безжалостно, с той же невозмутимой четкостью, как бил он. Не получилось — старик уклонился и сам перехватил трость у набалдашника. С неожиданным любопытством я заметил, что наши стремительные, вряд ли фиксируемые со стороны движения никак не отражаются на лицах. Мимическая мускулатура оказалась совершенно не затронутой ускорением, охватившим все тело. И лица наши, несмотря на ярость схватки, оставались доброжелательными и спокойными. Так, наверное, должны драться друг с другом роботы…
Несколько мгновений мы боролись, дергая трость через стол, но силы были равны. Его функция, пусть и полуразрушенная, была слишком близко.
Я понял это первым. И отпустил трость за мгновение до того, как и Кир Санычу пришла в голову та же мысль.
Он удержал равновесие, все-таки его реакции намного превосходили человеческие. Но погасить инерцию не смог и смешно побежал назад, держа перед собой на вытянутых руках трость. Очень удачно ему под ноги подвернулся стул, и Кирилл Александрович упал навзничь.