Черновик
Шрифт:
Он был рабом, позже, приняв участие в удачном восстании, получил права свободного гражданина и стал преуспевающим землевладельцем. В сорок лет он превратился в функционала.
А через пять лет убил таможенника и ушел в Кимгим, разорвав связь со своей функцией. Его преследовали, он был уже изувечен, когда наткнулся на Иллан. И та попыталась его спасти. Иллан умела многое, хотя техника в ее операционной и заставила бы усмехнуться земного хирурга. Она сшила порванную печень, удалила поврежденную селезенку — у бывших функционалов способности к регенерации исчезали начисто. Порой Петрид приходил в сознание и говорил с ней. Он понимал, что умирает, не верил, что его спасут, но все время хихикал и нес какую-то
Потом пришел Цай.
Иллан крикнула ему, чтобы он не мешал. Цай пожал плечами, отшвырнул ее в сторону, принадлежащим Иллан скальпелем перерезал Петриду горло и спокойно удалился. Иллан пыталась помешать, но даже в своей функции она была бессильна против полицейского. Убивать и драться — это было совсем не ее работой.
С этого дня она стала тренироваться. Вопреки вложенным в нее умениям Иллан училась сражаться. Она брала уроки рукопашного боя и каратэ, посещала фехтовальные секции и тиры. Это заметили. Вначале смеялись. Потом стали журить. А в конце потребовали прекратить неподобающее поведение. Подвергли остракизму в воспитательно-познавательных целях, как выразился Феликс.
Кончилось тем, что Цай пришел к ней и стал избивать. Нет, скорее всего он не собирался убивать — всего лишь проводил воспитательную беседу. Но его ждал сюрприз. Иллан была готова к такому повороту событий и заманила полицейского в ловушку. Два выстрела из дробовика в лицо его остановили.
— Я его застала врасплох, — сказала Иллан. — И, наверное, могла убить. Он был ослеплен, глаза вытекли, все лицо превратилось в кровавое месиво. Только перезарядить дробовик и… Но я не смогла. Тогда я была жалостливой дурой. Выстрелила еще по коленям, чтобы не смог догнать. И ушла. Прервала связь со своей функцией. Уехала в город, где — знала совершенно точно — нет функционалов. Стала жить и работать там. Сто километров от Кимгима… мне это казалось надежной защитой. Но я все-таки не собиралась вечно прятаться. Мне повезло, я спасла от смерти парнишку, предводителя местной молодежной банды. Ничего серьезного, хулиганы малолетние. Конечно, рано или поздно они могли бы превратиться в настоящих бандитов. Но я им этого не дала. Рассказала про функционалов. Убедила, что все это правда. Они решили, что бороться с неуязвимыми функционалами — куда веселее, чем бить друг другу физиономии и подворовывать грузы в порту…
— Мне очень жаль, — сказал я. — Но вы мне выбора не оставили.
— Я виновата, — признала Иллан. — Я… я заразилась их методом решения проблем. Мы стали нападать на функционалов. Пытались захватить тех, кто знал правду о первой Земле, о тех, кто управляет функционалами и создает их из обычных людей.
— Как говорил товарищ Ленин товарищу Сталину — экспроприации и бандитизм без знания классовой борьбы нам не помогут, — сказал я.
— А он так говорил? — удивился Котя.
— Ну… что-то подобное, наверное, говорил. Согласно коммунистической мифологии.
Иллан кашлянула. Видимо, ее не интересовали мифы прошлого.
— Расскажи про Землю-один, — попросила она. — На тебя напали? Как это случилось? Почему?
— Земля-один — это Аркан, — сказал я. — Мир, в котором, как считалось, время опережает наше на тридцать пять лет. Только это все неправда…
21
Враги становятся друзьями куда реже, чем
Это закон природы. Все на свете стремится от сложного к простому. Живое умирает, скалы рассыпаются в песок, узорчатые снежинки тают и превращаются в капли воды. Огонь за минуты пожирает дерево, которое росло десятки лет. Флакон с кислотой в руках маньяка за три секунды растворяет краски на картине, которой художник отдал половину жизни. Пуля в одну секунду обрывает жизнь мальчишки, которого мать растила девять месяцев и еще восемнадцать лет. Одно-единственное слово не успевает еще отзвучать, превращает старых друзей в заклятых врагов. Астероид, чей путь пересекается с орбитой планеты, губит все живое; вспыхнувшая сверхновой звезда сжигает свои планеты; материя и энергия неумолимо разбегаются в пространстве, превращая живую и цветущую Вселенную в неподвижное ничто.
Распад, разрушение, смерть — это очень простые действия. Только жизнь противится простоте, восстает вопреки законам природы. Не замечая смерти и тлена, растут травы и звери. Забывая о смерти и тлене, живут люди. И вопреки простым и удобным законам природы люди создают свои отношения — куда более сложные, чем все придуманные человеком машины и механизмы. Что такое двигатель внутреннего сгорания по сравнению с огнем человеческой страсти? Какой фотоаппарат запечатлеет восход солнца лучше кисти художника и слов поэта? Разве взрыв ядерной бомбы разрушительнее ярости Чингисхана или безумия Гитлера?
Человеку свойственно противостоять разрушению. Сам смысл человеческого существования состоит в этой вечной, яростной борьбе, которую невозможно выиграть — но в которой нельзя и уступить.
И все-таки это очень трудно — стать другом для бывшего врага. Еще труднее самому считать его другом.
Я рассказал Иллан все, что узнал сам. Начал с политика и его просьбы найти Аркан. Коротко рассказал про выход в Нирвану — вначале Иллан слушала без интереса, заволновалась лишь когда речь зашла о Насте. Но все-таки Земля-один интересовала ее куда больше.
— Как мы и думали, — сказала она, выслушав до конца. — Должны были быть те, кому это выгодно. Всегда есть те, кому выгодно!
У меня было несколько другое мнение: всегда есть только дураки. Но я не стал спорить.
— И что ты собираешься делать, таможенник? — спросила Иллан. — Ты уже думал об этом?
Да, конечно же, я думал…
— Только не открытая война! И не партизанщина… Иллан, мы должны все рассказать другим функционалам. Объяснить, что наши миры — площадка чужих экспериментов.
Иллан поморщилась.
— Да? Чем это поможет?
— Вместе мы способны противостоять функционалам с Земли-один. У нас те же самые возможности.
— Нет, не те же. Они умеют превращать людей в функционалов.
— Разве что это. Но наши миры для них любопытны только как экспериментальные объекты. Тот же Антик, к примеру. Там они экспериментируют с общественным строем, включающим в себя рабство. Верно? Если эта возможность исчезнет, мир будет для них неинтересен. У вас их интересует отсутствие крупных государств…
— Еще им интересен технический прогресс. В Антике он остановлен на уровне механизмов. В Тверди — это где церковь правит — весь упор на биологические исследования.
— Вот! — Я кивнул. — Для этого, по сути, таможня и нужна. Чтобы из мира в мир не перемещали запрещенные технические устройства. Если дать Антику паровые машины и железную дорогу, вашему миру — электронику и двигатели внутреннего сгорания…
— Не дашь, у нас нет нефти.
— Хорошо, пускай только электронику и электродвигатели. Все равно, если нарушить чистоту эксперимента, если миры начнут меняться — они перестанут приносить пользу Земле-один. Им придется оставить нас в покое. Искать другие объекты для изучения.